– Еще как видела. Мы останавливались в одном отеле в Швейцарии на прошлое Рождество. Я учила его кататься на лыжах, – сказала она, и лучистые звезды, которые она носит на лице в качестве глаз, затуманились от нежности. – Я помогла ему подняться, когда он рухнул на склоне для начинающих. У него обе ноги закрутились вокруг шеи вроде шарфа. Думаю, именно в эту минуту в моей душе впервые пробудилась любовь. Сердце мое растаяло, пока я распутывала его ноги.
– И ты над ним не смеялась?
– Конечно, нет. Я была само понимание и сочувствие.
Тут я наконец осознал, насколько это серьезно. У Бобби весьма развито чувство юмора, и воспоминание о ее реакции на то, как в Скелдингсе я наступил в саду на грабли и рукоятка засветила мне по носу, до сих пор хранится в золотом фонде моей памяти. С ней тогда судороги сделались от смеха. И если она не померла со смеха при виде такого зрелища, как Реджинальд Сельдинг с закрученными вокруг шеи ногами, значит, речь действительно идет о глубоком и сильном чувстве.
– Хорошо, – сказал я. – Допустим, у тебя с Селедкой все обстоит именно так, как ты сказала. Но зачем в таком случае трубить на весь свет, что ты помолвлена со мной, если только возможно трубить в письменной форме?
– Я же тебе объяснила. Для того, чтобы примирить маму.
– Звучит как бред сумасшедшего – прямой репортаж из желтого дома.
– Ты что же, не понял моего гениального плана?
– По-прежнему нахожусь в нескольких парсеках от намека на понимание.
– Ты ведь знаешь, какой репутацией ты пользуешься у моей мамы?
– Наши отношения нельзя назвать слишком теплыми.
– При одном твоем имени ее трясет. Вот я и решила, что, если она подумает, будто я собираюсь за тебя замуж, а потом узнает, что на самом деле вовсе и не собираюсь, она будет так счастлива моему чудесному избавлению, что с радостью примет любого зятя, даже такого, как Реджи. Он хоть и прекрасный человек, но не блещет ни знатностью, ни богатством. По маминым понятиям, я должна выйти либо за дельца-миллионера, либо за герцога с большим личным состоянием. Теперь понимаешь?
– Да, отлично понимаю. Дживс это называет «сыграть на особенностях психологии индивидуума». Но ты уверена, что план сработает?
– Обязательно сработает. Рассмотрим сходную ситуацию. Предположим, в одно прекрасное утро тетя Далия прочтет в газете, что на рассвете тебя расстреляют.
– Исключено. Я в такую рань не встаю.
– Предположим, она все-таки прочтет. Она же здорово расстроится, верно?
– Еще бы! Могу себе представить – она во мне души не чает. Не стану отрицать, что иногда ее манеры кажутся грубоватыми. В детстве она частенько награждала меня подзатыльниками, а когда я вступил в более зрелую пору, не раз советовала мне повесить на шею кирпич и утопиться в пруду за домом. Тем не менее она любит своего Бертрама, и, если услышит, что на рассвете я буду расстрелян, она будет страдать, как от острой зубной боли. Ну и что? При чем здесь это?
– А теперь представь: ей говорят, что произошла ошибка, расстрел грозит не тебе, а кому-то другому. Разве она не обрадуется?
– Да она будет просто плясать от радости.
– Вот именно. И что бы ты ни сделал, ей все будет казаться замечательным. Какую бы глупость ты ни придумал, она придет в восторг. «Делай, как считаешь нужным», – только и скажет она тебе. То же самое почувствует моя мама, когда узнает, что я не выхожу за тебя замуж. Она испытает чувство огромного облегчения.
