На пороге великой смуты - страница 18



– Чего пужаешься? – надавила на подругу Марья. – Видишь, мы с Варькой живёхенькие, и ничего.

– Давай, давай, – поддержала Комлеву Варвара. – Что, не хочешь знать, с кем жить доведётся?

Скрип двери подсказал разомлевшему казаку, что подруги убедили Стешку на гадание, и она просунула в баню свою попку.

– Суженый-ряженый, погладь меня! – прошептала девушка, но казак её расслышал.

«Вота и табе женишок зараз, Стеша! – ухмыльнулся он и слегка шлёпнул её по ягодицам. – Пущай тебе забияка достанется!»

– Ой! – воскликнула перепуганная Стеша. – А он шлёпнул меня.

– Знать, смертным боем тебя лупить муженёк будет! – со знанием дела пояснила Варвара. – Мне о том маменька ещё сказывала.

– Я тожа хочу! – вдруг прозвучал в предбаннике голосок Глаши.

– А что, давай! – радостно поддержали её подруги. – А то опосля жалеть о том будешь.

Скрипнула дверь, и Мастрюков понял, что пришла пора.

– Суженый-ряженый, погладь меня! – едва ворочая языком, прошептала Глаша.

Казак уже натянул на руку варежку, решив «осчастливить» её «богатым суженым», чтобы загладить свою вину перед ней. Но в последний момент передумал. Озорная мысль пришла в голову, и Матрюков быстро стянул варежку с руки.

Зачерпнув из котла пригоршню воды, он выплеснул её в то место, в котором, по его расчётам, должна была находиться попка девушки. И по возгласу той он понял, что выплеснутая наугад вода достигла цели.

– Господи, а он водой горячей плещется! – прозвучал в предбаннике полный ужаса голос Глаши. – Это что ж, мой суженый горьким пьяницей будет?

В ответ послышалось хихиканье, после чего голос Варвары сообщил:

– Как-то сомнительно всё это. Сколько слыхала про гаданья эдакие, но никто не сказывал, что взаправду это всё чувствовал.

– А давайте-ка баньку-то оглядим, – вдруг предложила отчаянная Марья. – Ежели никого не сыщем, знать, взаправду гаданья наши!

– А ежели кого сыщем? – испуганно воскликнула Глаша.

– Тогда заголим его зад и в котёл эдак посадим, – не слишком-то весело «пошутила» Варька, но, судя по хихиканью девушек, казак понял, что подруги согласны с нею.

Дверь из предбанника в баню резко распахнулась, Мастрюков замер, соображая, что делать, и в этот миг двор огласился истошным криком благоверной супруги Софьюшки:

– Гришка! Где тебя черти носят, раздолбай треклятый?

Девушки, визжа и хохоча, одновременно выпорхнули из бани на улицу и, утопая по колени в снегу, бросились бежать со двора Мастрюковых. А уставшая, видимо, дожидаться мужа Софья, стоя на крыльце, ещё громче завопила:

– Ты что там, к куче говна примёрз, идол окаянный? Али вожжи проглотил, а теперь…

«Фу ты чёрт, пронесло», – радостно подумал казак, выходя из бани, а для жены крикнул:

– Уже иду я, Софушка! Кто ж подумать-то мог, что эдак вот пришпичит зараз?..

* * *

Авдотья не пошла с сестрой и её подругами гадать на суженого в баню Мастрюковых. Вместо банных чудачеств она решила сходить к Мариуле и погадать на суженого по зеркалу. Одна она боялась даже взглянуть в сторону зеркала, а вот под присмотром ведуньи…

Гадание с зеркалом считалось самым опасным. Суженый-ряженый должен был появиться сверху: сначала голова, затем лицо, потом плечи и пояс. Но ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы он отразился в полный рост – мог утащить гадающую в потусторонний мир. Нужно было вовремя повернуть стекло зеркальной поверхностью вниз, положить на стол и сказать: «Чур меня!»…