На поле он работал в паре с Димой Нетунаевым: Вадим копал, а Дима очищал от грязи картошку, складывал в ведра и относил одно на телегу, другое – в кучу. Куча мелкой картошки была уже большая: ее не увозили с начала уборки. Бригадир сказал, что эта картошка – на корм свиньям, и что убирать ее будут в последний день, перед отъездом.
Вадим начал копать не все кусты: те, где черных картофельных стеблей было мало, он пропускал.
– Вадим, вот же не выкопал! – сказал ему Дима, держась за картофельный стебелек.
Вадим молча продолжал выворачивать картофельные гнезда через одно: одно гнездо выкопает, одно нет.
– Вадим, ну люди же сажали! Зачем в земле оставлять?
– Тебе что, больше всех надо? Все равно все сгноят! Колхозу надо перед Райкомом за площади отчитаться: гектары убраны. А урожайность – кому эти три оставленные тобой картофелины нужны? Собирай то, что видно!
– Вадим, ну мне совесть не позволяет картошку в земле оставлять! Я так не могу.
– Ты бы свою совесть спросил, когда в карман транзисторы складывал!
Дима часто-часто заморгал глазами, из них готовы были закапать слезы.
К ним подошел работавший рядом Сергей, он слышал их разговор.
– Вадим, и правда, почище надо убирать. Пройдет бригадир по полю, скажет: как свиньи наковыряли!
– Да пошли вы оба в жопу! Один – ворюга – указывает, его совесть заела, другой перед начальством выпендриться хочет. В гробу я вас видал! Как хочу, так и копаю! Козлы!
– Не надо такими словами бросаться. Я бы на твоем месте сейчас извинился перед Сергеем и Димой! – сказал подошедший Георгий.
– А ты здесь кто такой? Хочешь, и тебя туда же пошлю! А то и по роже схлопочешь!
Двое крепких парней стояли в двух шагах друг от друга. Георгий сделал шаг к нему, и в этот момент Вадим с размаху попытался ударить Веселова в скулу. Но он не знал реакции бывшего десантника: тот моментально чуть отвел голову, и кулак Вадима пролетел в сантиметре от подбородка. А в следующую секунду сам Вадим с перекошенным от боли лицом присел на корточки, схватившись рукой за правый бок. Короткого, без замаха, удара по печени никто даже не заметил. Понял все только Сергей. Он с укором посмотрел на Георгия и склонился к Вадиму.
– Ну, все. Поехали дальше, мужики. Я, Дима, и ваши два рядка копать буду. А на него не обращайте внимания: через пять минут все пройдет. Наглецов учить надо! – сказал Георгий и начал копать четыре ряда. Собирали за ним двое – Дима и Захар.
Минут через пять Вадим поднялся с корточек и пошел в сторону деревни.
– Ты его не искалечил? – с тревогой спросил Сергей.
– Если бы я хотел причинить ему вред, то от моего удара он и сейчас бы еще в борозде валялся. Это так – легкий удар в спарринге.
В оставшиеся до отъезда дни работали прилежно. Вадим был молчалив, работал в паре с Васильевым. Сергей пытался его разговорить, боясь, что Кротов нажалуется своему влиятельному папаше, но это не получалось. На вопросы Вадим отвечал односложно: «да», «нет». Вечером, поужинав, заваливался на топчан и тупо смотрел в потолок.
А Георгий вел себя, как обычно: вставал раньше всех, обливался ледяной водой, хватал канистру и бежал на ферму за молоком для завтрака. И почти каждый раз он ловил на себе ласковые взгляды рыжей доярки.
– А я ведь все жду, когда ты свататься придешь ко мне, миленочек, – сказала она, наливая в канистру молоко, накануне.
И вечером, ворочаясь на топчане, Георгию все виделся ее взгляд и слышался грудной, воркующий голос.
