Разумеется, богу не было дела до горестей и забот людей, он изначально подарил им свободу и явно не ис-пытывал никакого интереса и желания вмешиваться в их судьбы. На деле это был один из тех редких, практически феноменальных случаев в жизни народов, когда их будущее, вне зависимости от состояния предшествующих, канувших в лету цивилизаций и желания некоего несуществующего бога, удивительно равномерно возлежало на бесстрастных весах истории. Качнуть которые в ту или иную сторону, она предлагала двум индивидуальностям, призванными на эту роль результатами своих прошлых воплощений. Всё остальное было второстепенно и малозначительно.
Аэцию и Аттиле, двум гениям войны своей бурной и жестокой эпохи, самой историей давался уникальный шанс направить её дальнейший ход на многие века вперёд в соответствии с собственным желанием и волей.
Теперь те сотни тысяч воинов имён коих история не сохранит, но которые своими собственными жизнями служили проводниками деяний стоявших над ними полководцев, сойдясь в смертельной схватке, также станут сопричастны к этому акту творения будущего. И в зависимости от того, что именно, какой тайный смысл отыщут они на поле этой великой бойни, от того какие эмоции будут сопровождать их временный уход в иной мир, будет напрямую зависеть и их собственное жизненное состояние в материальном мире в ближайшие или не очень воплощения.
Битва длилась уже третьи сутки, даже на короткие лет-ние ночи не было сделано перерыва. Сидя на лошади на вершины холма и стараясь не упустить ни единой детали, Аэций внимательно наблюдал за развернувшейся перед ним как на ладони картиной сражения. Время от времени он подзывал очередного посыльного и как обычно очень спокойно, буквально вполголоса, отдавал приказ.
Взошедшее между тем солнце вновь стало припекать, словно в дополнение к творившемуся на земле кровавому кошмару обещая усилить жару, а лёгкий восточный ветерок доносил до ставки римлян сладковатый запах начавших разлагаться десятков тысяч трупов.
Кельт потянул носом. Аэций без сомнения прав, утверждая, что столь грандиозных битв история ещё не знала и нечто подобное вновь повторится нескоро. Он невозмутимо сидел на лошади в двух десятках шагов от Аэция в ожидании того мгновения, когда полководец решит ввести его отряд в дело, бросив в нужный момент на чаши весов судьбы, дабы склонить их в свою сторону.
О, Кельт как никто хорошо понимал, на что согласился, шанс выйти из боя живым и невредимым у него действительно был один из тысячи, а скорее всего не было и этого. Но в тоже время, исподволь и с сочувствием наблюдая за отцом Летиции, он понимал и другое, всё это сущие пустяки по сравнению с тем грузом, который в эти часы лежал на плечах последнего римлянина. В свете этого собственное будущее, не высвечивающееся и до конца настоящего дня, представлялось Кельту не столь важным, и он вновь поблагодарил свою небесную покровительницу Морриган, что она пересекла их с Аэцием жизненные пути, а себя самого, что не отказался ему помочь.
Аэций Флавий был человеком большого ума и интересов и, разумеется, как любой другой человек, имел свои недостатки, но как индивидуальность, существенно отличался от типов людей обычно сопровождавших последние жизни того, кто имел ныне тело Кельта. Обычно ему встречались индивиды, не понимавшие и десятую часть его устремлений и вечная память помня об этом, вызывала в нем столь уважительное отношение к полководцу.
