Тряхнув головой, словно пытаясь отогнать этим стран-ные видения и навеваемые ими мысли, хан сосредоточил своё внимание на старце. Пожалуй, этот человек также не принадлежал к простым смертным. Во всяком случае, да-леко не каждый решился бы на столь смелый поступок. Ведь он рисковал и по-прежнему сильно рискует, настояв на переговорах с ним, самим Аттилой, а значит, достоин, чтобы его выслушали.
Хан тяжело опустился на чурбак, а Лев остался стоять на коленях. В двух десятках шагов за спиной Льва также на коленях стояла группа его единомышленников-единоверцев решивших либо принять мученическую смерть вместе со своим духовным отцом, либо спасти Рим.
Это была невероятно занимательная картина, вполне достойная быть увековеченной кистью живописца для истории. Завоеватель, за которым стояла стотысячная армия и высохший римский священник с полусотней сторонников, но поддерживаемый огромной силой духа. Увы, среди немногих свидетелей этого свидания не было художников, но тот, кто был Кельтом, с холма наблюдая за встречей двух незаурядных людей, навсегда запомнил эту картину. И когда-то через века она вновь явится ему, чтобы помочь осознать, кто он есть на самом деле.
– Слушаю тебя, жрец, – первым проговорил хан.
– Я пришёл, сын мой, – ровно и очень спокойно начал Лев, но отнюдь не пугливый Аттила от подобного обращения даже вздрогнул, – просить тебя остановиться и повернуть назад. Ненужно входить в Рим и этим усугублять без того тяжёлое положение страны, которой вскоре предстоит пережить ещё более жестокое потрясение. Это важно и в твоих политических и, что намного важнее, в интересах вечных. Оставив наш древний город в покое, не подвергнув его разграблению ты, безусловно, сможешь стоять перед создателем с более чистой совестью и душой, над которой не будет довлеть тяжкий груз тех невинных душ, кои будут загублены твоими воинами в Риме. А создатель, сын мой, и я говорю тебе об этом абсолютно откровенно, в самом скором времени ожидает тебя.
От этих последних слов лоб хана вновь покрылся про-тивным, липким потом и, покачнувшись на чурбаке, он медленно сполз на землю.
Теперь они находились на одном уровне. Подняв руку, Аттила оттер рукавом лоб и окинул епископа туманным взглядом. Да, по крайней мере, он не ошибся в этом че-ловеке, немногие бы рискнули вот так напрямую заявить ему о приближающейся смерти, дыхание которой он и сам ощущал с того дня когда ступил на исконные земли этой загнивающей империи.
– Значит, я действительно умираю? – спросил хан.
– Смерть всегда пребывает рядом с нами, сын мой. Проще говоря, стоит за нашей спиной. Но у тебя смерть находится уже внутри тела.
– Какой болезнью я болен, ты можешь сказать? Никто из моих шаманов, и даже твой соплеменник, не в состоянии её определить.
– Твой недуг вызван желанием покорить Рим. И бог, в промыслы коего не входит подобное кровопролитие, ещё в начале похода указал на неправильность принятого тобой решения.
– В таком случае, что изменит уход моей армии, если болезнь всё равно смертельна, ибо послана, как ты утверждаешь вашим могущественным богом? Пожалуй, мне лучше идти до конца и уйти из мира победителем, завершив этот последней поход славной победой.
– Бог никогда и ничего не посылает сам. Он стоит над всем тем хаосом и кровопролитием, что ежечасно совер-шают в подлунном мире люди, а его слова и желания про-являются опосредованно. Это твоё собственное желание разорить нашу страну вызвало действия, преобразовав-шиеся в болезнь.
