– Вторая половина ноября.
– Понятно.
Заглянув по дороге в каптерку и напомнив там о необходимости замены электрочайника в штабе полка, Аверьянов пошел к так называемому «самолету», а именно некоторой серебристо-серой рухляди авиационного происхождения, врытой в землю стойками шасси. Эта развалина уже лет пятнадцать использовалась в качестве тренировочного стенда.
Не захваченная террористом Самохиным половина взвода готовилась к штурму – то есть сидела в курилке метрах в ста от самолета, курила и травила анекдоты, один другого скабрезней.
– Хватит курить-то, бойцы. – Коля кивнул в сторону самолета. – Сначала дело надо сделать.
– Не выходит, товарищ старший лейтенант! На уговоры не поддается. Вас ждем.
– Понятно. – Аверьянов вздохнул. – Когда ж вы думать-то научитесь? Подумал и стреляй!
– Когда нужда прихватит, думать будем, – сказал кто-то из сержантов-контрактников не без сарказма. – Пока стреляем, особо не думая.
– Плохо. Думать не вредно, – возразил Аверьянов. – Наоборот даже.
– Вот вы попробуйте сами, покажите пример.
– Пошли! – Аверьянов махнул, приглашая всех к самолету.
Подошли молча.
– Стой! – раздалось из самолета. – Дальше не приближайся, стреляю!
– Если ты мне форму краской уделаешь, я тебя точно убью! – предупредил террориста Аверьянов.
– На месте стоять!
– Вот, гад, выслуживается! – заметил кто-то из штурмовой группы.
– Стара-а-ается! – ответил заложник из самолета. – Вылитым террористом Самохин стал. Не отличишь.
– Разговорчики! – прервал разгоравшуюся дискуссию Коля. – Я только по твою душу, Самохин, – продолжил он, обращаясь к самолету. – Дуй к штабу, если не хочешь без денег остаться.
– А чего – деньги привезли? – заголосили наперебой штурмовая группа и заложники.
– Только офицерам срочной службы, штатникам, – сбил пыл Аверьянов. – Контрактникам – шиш пока. И штатникам всем, говорят, не хватит. Поэтому в штабе выдают…
– А сам ты получил? – поинтересовался недоверчивый террорист Самохин.
– Получил.
– Покажи. Я в щель смотрю. …Показывай!
– Нашел дурака! Я их сразу Алешке отдал.
– Зачем?
– Да чтобы в долг не просили. Денег-то мало, говорю, привезли. До вечера разбомбят. Всем же надо.
– Это верно. Это ты правильно.
– Я после позапрошлой получки вечером домой с полтинником приехал. И после – ничего не соберешь. «Я не брал», да «я отдал» – и как вода в песок.
– Да, денег лучше с собой не иметь.
– Вот именно! Голого – семь богатырей не разденут!
– Ну ладно, – решился Самохин. – Объявляется перерыв на пятнадцать минут. Так?
– Так.
Распахнув нижний люк, Самохин спрыгнул, и в ту же секунду наручники щелкнули у него на запястьях.
– Попался на алчности, – объяснил Коля.
– Какой-такой алчности?! – вскипел Самохин.
– На обычной, – пожал плечами Коля. – Дуй, давай, к штабу, а то денежное довольствие мимо носа проплывет.
– То есть с деньгами ты вполне серьезно?
– Алчность – это вполне серьезно, – кивнул Аверьянов.
– Сними! – протянул Самохин руки с наручниками.
– Не-а! – отказался Аверьянов. – Давай прямо так, чтоб видели: ты весь в работе. А то Михалыч, если что, опять: спецназ или детский сад у нас тут? Вернешься, я сниму.
* * *
– Ты чего в наручниках бегаешь? – удивился зампотех, столкнувшись с Самохиным на ступеньках штаба.
– Я за деньгами, – сбиваясь с дыхания, объяснил Самохин.
– За какими деньгами? – еще больше удивился зампотех.
Оба замолчали, пытаясь осознать ситуацию.
– А вы, лейтенант, почему командиру полка честь не отдаете? – поинтересовался Михалыч, подошедший к ним вместе с Медведевым.
