– Мешок? Не очень похоже, по-моему.
– А по-моему, очень похоже, – невесело кивнул Медведев. – Правда, я больше вашего знаю про это про все… Кто из ваших там мог бы оказаться, нет у вас предположений на вскидку?
– Только два варианта – Аверьянов! – не думая, с ходу ответил Михалыч.
– Аверьянов… – загнул палец Медведев.
– Ага, – кивнул Михалыч.
– Вы же сказали: «два варианта»?
– Ну, Аверьянов, – либо старший, либо младший. Третьего не дано.
– Лучше бы старший. Если «лучше» – уместное слово.
– Это почему?
– Когда ребенок сирота – горе. Большая беда. Но если сиротеют родители, это вообще…
– Вы хотите сказать… – Михалыч указал взглядом на медленно гаснувшую стартовую луковицу.
– Да, – ответил Медведев. – Толчки были от временного дребезжания на старте. Перегрузка. Удары. Несовместимые с жизнью. Это труп.
– Но… – попытался возразить Михалыч.
– Но зато наш Али-Баб-эль-Ладен получил в своем Бухрейне отсрочку: теперь сорок разбойников появятся по его душу месяцем позже.
* * *
Старшего лейтенанта Николая Аверьянова, действительно, уже не было бы в живых, если бы не одно обстоятельство: локальный темпоральный дребезг грузового отсека контейнера то отставал, то снова фазировался с временной болтанкой оболочки контейнера. В те мгновения, когда контейнер било об бетон, грузовой отсек вместе с Аверьяновым еще жил на полсекунды в прошлом, в ожидании удара, скачком догоняя затем контейнерное время – во время паузы – как раз между ударами.
И его самого, и сопровождаемый им теперь груз спас наиболее общий и фундаментальный закон Мироздания, утверждающий, что дуракам, новичкам и пьяным необычайно, сказочно везет.
К дуракам Аверьянова-старшего трудно было отнести, но соответствие двум другим требованиям было безукоризненно. Поэтому, видно, он уцелел, отделавшись лишь ссадиной на локте и звоном в ушах от сильного удара лбом об ящик с водкой.
* * *
Среди руин бывшего помещения группы ноль-навигации в полном мраке раздались тяжелые шаги командора Медведева.
– Есть кто живой?
В темноте раздался хруст битого стекла: видно, кто-то встал на ноги.
– Все живы, Александр Васильевич… – прозвучал тоскливый шепот справа.
– Это хорошо.
– Куда уж лучше… – послышался убитый горем шепот слева.
– Под трибунал пойдете…
– Не без этого. – Хруст раздавливаемого стекла раздался откуда-то сзади.
– Все, до одного!
– Вместе с вами? – громко и ехидно спросил кто-то прямо по курсу.
– Водкой у вас здесь пахнет – почему?! – рявкнул Медведев.
– До вашего прихода не пахло, – громко отрезал из мрака все тот же нахал.
– Что?! – рассвирепел Медведев.
– А то! – ответил собеседник. – Вы запах водки не можете сейчас ощущать, – сами выпивши. На понт не надо брать. От вас ведь за версту разит.
– А ты сам не пил, что ли?
– А я не пил!
– Непьющий навигатор? – остолбенел Медведев. – Ну-ка, покажись. – В темноте вспыхнул фонарик, выхватывая лицо… – Сергей Егоров?! – Медведев был потрясен. – Это ты-то непьющий?!
– Я на охране возле контейнера с автоматом наперевес стоял!
– Видел, кто вошел?
– Да старший лейтенант, с которым я днем барахло грузил… Аверьянов, во!
– Ну, что я говорил? – кивнул подошедший Михалыч. – Больше-то некому! …Ну-ка посвети сюда: я тут чего-то раздавил… Наступил – оно катается… Я прижал – оно хрупнуло.
– Компьютерная «мышь» – ничего страшного!
– Стоял на охране, стоял… С автоматом наперевес… – с глубокой обидой в голосе повторил Сергей Егоров. – Все ждал, что сменят меня. Поем, выпью. Вот на тебе, раздавленная мышь! …Дождался!
