На пути в прекрасное далеко. Приглашение к разговору - страница 13

Я понимаю – сегодня жизнь за окнами наших домов другая, не романтическая… мы её романтическую…прошляпили. И как не парадоксально – в советское время. Шестьдесят пять лет назад это подметил советский поэт-мечтатель Николай Асеев, практически за три года до своей смерти написавший:

Написаны эти строки в 1960 году. До Ельцинского суверенитетского разгуляя.

Поэт осуждает тех россиян, которые ещё не совсем… осоветились что ли – денежный эквивалент личной жизни для них лучше, чем коммунистические призывы войти “в широкие, просторные края всеобщего богатства”.

Женщина прерывает размеренную речь свою и резко, словно следователь на допросе, спрашивает:

– Вам не кажется, что уже тогда в семидесятые годы у некоторых проклёвывался недуг стяжательства, превратившийся сейчас в олигархическое растаскивание страны? Уже тогда вирус грабежа богатства страны замешивался во властных советских структурах! Не кажется?

Мне, пришедшему проведать больного товарища, сразу ничего не “казалось”.

Я смотрел на женщину и не видел в ней сломленного горем человека. Всё, о чём она говорила, в её словах не было сие минутной растерянности. Она давно для себя решила, как ей жить дальше – с НИМ, и потом – без НЕГО. Ей просто сейчас нужен был собеседник, разделяющий её мысли, которые, как она считала, были не только её.

– Простите! Просто, стало невмоготу жить, наблюдая, как гибнет муж, а найти, кто бы нам помог без денег выходить его, вернуть к полноценной жизни, таких людей или организаций, не нашлось. И страна наша сегодня отвернулась от каждого отдельного человека. Разговоров о народе пруд пруди – особенно усердствуют богатеи…Я не оригинальничаю, но сытые о голоде не рассуждают – человеку с толстым кошельком хорошо призывать кого-то позаботиться о благополучии своего бедного народа.

Именно кого-то призывать… За этим ведь ничего не последует – никто в их карман не сунется.

Мне, кажется, в России-матушке настала такая вот жизнь, и моему романтику уже не суждено рассказать о ней. Может, вы попробуете?

Опять напоминает о себе звонок. Женщина, направляясь к мужу в комнату, вопросительно смотрит на меня, и я согласно киваю ей головой.

– Спасибо, – говорит она, – я вам ещё позвоню… А пока – до свидания и… извините: мне опять надо идти.

Не успеваю выйти на лестничную клетку и притворить дверь квартиры моего умирающего товарища, как входная дверь квартиры напротив резко распахивается.

В проёме двери – дама, в ярком вишнёвого цвета японском кимоно, расписанном цветками сакуры. С боку – мордашка мальчика.

– Уже уходите? Так скоро? Как вам Полина Владиславовна? Измаялась бедняжка – такое горе у неё… Мне кажется, в последнее время она стала заговариваться: всё ищет кого-нибудь, кто бы взялся что-нибудь про жизнь написать… муж, говорит, сам хотел это сделать да вот болезнь прицепилась. Вам не предлагала? А мне вот кажется…вы бы сумели – у вас бы получилось.