На пути в прекрасное далеко. Приглашение к разговору - страница 39



Худо-бедно, но досидят за школьной партой до того момента, когда на горизонте замаячат трагические буквы – “ЕГЭ”, и сойдут с ума родители, сбивая ноги в поисках репетиторов-учёных от разных наук, и станут терять свою пухлость семейные денежные кошельки.

Как же! Любимые чада вступают в свою третью стадию жизни и прощаются со школой.

Взрослая жизнь вот она – стоит в ожидании у ворот школьного двора! Предъяви аттестат зрелости и шагай… Кто в студенчество, кто…

У каждого своя дорога. Раньше у всех она пролегала только к школе, теперь кому-то направление к счастью подскажет любимый интернет. Может быть так и получится… может быть…

Пока же – школьный вальс, и волнение сдавливает грудь.

Щемящая музыка, грустные слова песни, и девчонки уже не одноклассницы, а – выпускницы, неожиданно обворожительные в своих праздничных нарядах.

“Давно друзья весёлые простились мы со школою,
Но каждый год мы в свой приходим класс…”

Будут ли приходить каждый год выпускники в свой класс, об этом в ночь выпускную никто не задумывается.

Девчонки вмиг повзрослели, превратились в юных дам, прикоснуться даже к руке которых почему-то боязно.

Класс в полном составе совершит авто поход по памятным местам Москвы и обязательно заглянет на Воробьёвы (Ленинские) горы.

Кажет Москва огней своих узоры,
Ночь близится к утру и Воробьёвы горы
От юных голосов взрывают тишину.
Светлеет небо.
Юность тише, тише…
Расходится.
Девчонок и мальчишек
С восходом солнца просто не узнать…

Многие уже в плену у одиночества.

Глядя, как из-за нагромождения московских зданий на раскаляющееся небо поднимается красный шар солнца, каждый начинает сознавать – школа, вручив аттестат зрелости, назад в свои классы уже не примет никого.

С этой ночи на Воробьёвых горах, с этого раннего утра, каждый бывший ученик выталкивается во взрослую жизнь без каких-либо гарантий.

Ещё есть бурные объятия, сногсшибательные обязательства не забывать друг друга, родную школу, но ты уже одинок. Возвращаешься домой, заваливаешься спать, а просыпаешься человеком, о котором школа не будет печалиться.

Приходи каждый год в свой класс, не приходи, но кроме простого дежурного любопытства в школьных коридорах не встретишь. Школе, честно сказать, будет не до тебя: по её коридорам бегают, в её классах присутствуют очередные первоклассники, старшеклассники и выпускники с выпускницами. Но бывает – захлестнёт ностальгия с первосентябрьским оживлением на школьных дворах и забредёт в школу чувствительная душа и оглядится:

“Тот же двор,
Та же дверь,
Те же стены,
Те же дети бегут гуртом,
Та же самая “тётя Лена”
Суетится возле пальто.
В класс вошла,
За ту парту села,
Где училась я десять лет;
На доске написала мелом:
“Х + Y = Z”.
… Школьным вечером,
Хмурым летом,
Бросив книги и карандаш,
Встала девочка с парты этой
И шагнула в сырой блиндаж”

Не многие придут потом в школу, не многие напишут о себе, как это сделала замечательная советская поэтесса Юлия Друнина, фронтовичка, имевшая два ранения на войне, которая, несмотря на её гадливость, наложила отпечаток священного чувства товарищества и человеческого достоинства на оставшуюся жизнь поэтессы.

“Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.
Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в “мать” и “перемать”,
Потому, что имя ближе, чем “Россия”