С Оскаром они встречаются на улице, возле уютной кофейни, и его Варвара узнаёт сразу. Наверное, узнала бы, даже если до этого не смотрела бы фотографии, и не только потому, что рядом больше нет никого подходящего.
Просто ему удивительно идёт это имя. Высокий, заметный издали, он подходит к ней – без шапки, в распахнутом коротком пальто, и от его широкой, чуть кривоватой улыбки у неё моментально появляется желание улыбнуться в ответ. Улыбнуться, а вовсе не пошутить заранее заготовленную шутку про кого-нибудь из его именитых тёзок, благо таких хоть отбавляй, от всем известного Уайльда до австрийского художника с фамилией Кокошка.
– Привет, – он протягивает ей руку, и она без колебаний пожимает её.
Смешно вспоминать: ещё в старших классах она… не отказалась бы от протянутой ей руки, но, начитавшись старых книжек, повернула бы её так, чтобы предоставить выбор – пожать или поцеловать. И от того, что бы он выбрал, на ближайшие несколько часов зависела бы её самооценка…
Хорошо, что всё это в прошлом.
– Привет, – Теперь в её пожатии нет никакого кокетства. Многие даже удивляются: надо же, как крепко, всерьёз, не для виду!
Оскара, похоже, такими вещами не удивить. Наверное, это и правильно. Наверное, в двадцать первом веке никто и не должен удивляться крепкому, уверенному, серьёзному рукопожатию женщины. Да что там, «наверное», так совершенно точно должно быть.
Они входят в кофейню, и Варвара не может отказать себе в том, чтобы на секунду замереть, прислушиваясь к звукам и запахам. Кофе она пьёт редко, предпочитая дома чай, а на работе исключительно воду, и потому каждая чашка как праздник. Сегодня Варвара выбирает праздник со вкусом сникерса – солёный и сладкий одновременно, покрытый взбитыми сливками и шоколадной крошкой, в прозрачном стакане на тонкой ножке и с тёмно-коричневой пластиковой трубочкой.
Под ненавязчивую музыку и монотонный шум чужих разговоров она расспрашивает Оскара о его работе, фиксируя самое важное в потёртый блокнот. Диктофон, немного подумав, она решает даже не доставать – у них всё-таки просто встреча, просто разговор, а не интервью, так что сделанных по старинке записей будет достаточно.
И потом, если она что-то упустит из внимания или даже забудет, то всегда сможет написать ему в том же Вконтакте.
Чего и греха таить, Варваре хочется упустить что-нибудь из внимания или даже забыть.
У него красиво вырезанные губы, и взгляд Варвары возвращается к ним снова и снова. Пожалуй, таких губ она ещё ни разу не видела: ярких, сочных, чётко и изящно очерченных, изгибающихся не в классическом «луке Амура», а наоборот, как будто бы вниз уголками… Он улыбается, и его улыбка ни на что не похожа, от неё так и веет теплом.
Он весь греет и светится, как будто бы изнутри.
В тёмных, почти чёрных глазах, не видно зрачков, видно только блики неярких ламп, облачённых в оранжевые абажуры. Частокол ресниц иначе не описать: исключительно «частокол», так их много, ну, может быть, ещё подошёл бы «лес» или «еловые ветви» – такие они пушистые, а то и «сплошная стена», потому что издалека, с её места, это выглядит так, будто вместо отдельных ресничек там действительно одна сплошная стена. За такой удобно отгораживаться, прятаться от чужого внимания и постороннего взгляда, но Оскар не прячется. Помешивая свой кофе, он смотрит открыто и ясно.
Открытый – это хорошее слово. Подходящее. Правильное.
