На сети - страница 3

Зато Сергею мальчик кивнул. Потом шофер открыл им двери, члены семьи разместились в машине, и та, быстро набрав скорость, скрылась за поворотом.

Впервые с момента приезда что-то действительно заинтересовало меня, я отвлеклась, рой мыслей в голове не давал сосредоточиться. Кто он? Что скрывается за его улыбкой? О ком или о чем он думает, что подумал обо мне?

Рядом послышался смешок.

– Ну и ну, ты чего, втюрилась?

Новоявленный братец начинал раздражать. Я посмотрела на него зло, но ничего не ответила. Оттолкнулась ногами от земли, снова раскачивая качели и продолжая разглядывать этот удивительный дом напротив.

– С виду они кажутся интересными, но от таких людей лучше держаться подальше, особенно от Тимура.

– Не понимаю, о чем ты, – громко ответила я. Мне и вправду мешали его слушать ветер в ушах и рой мыслей в голове. Но я услышала имя – Тимур. Ему подходит.

Мы вернулись домой под вечер, уже стемнело. Было поздно, но моя новая мать в тот первый день не сильно беспокоила меня.

– Я постелила тебе в дальней комнате, – ей было неловко общаться со мной, ведь мы обе еще не свыклись с тем, кем являемся друг для друга отныне. Резал слух ее чувашский акцент, но она с того самого первого дня и впредь всегда старалась говорить со мной исключительно на русском. – Шифоньеру кровати тоже будет твоим, разложи вещи из своего рюкзака по полкам. Но сначала помойте с Сергеем ноги, небось ходили на площадку, а там повсюду песок. И турах с хлебом на столе – для вас.

Мы наперегонки стали разливать теплую воду из бидона в тазик, каждый хотел поскорее разобраться с мытьем ног и перейти к лакомству. Но невиданная роскошь в виде хлеба в тот вечер стала для меня неожиданно болезненной: когда получаешь нечто хорошее, у тебя появляется то, с чем можно сравнить прошлое. Ад, в котором я жила ранее, сейчас же начал вылезать изо всех щелей, как ни тщательно я скрывала его от себя самой.

В тот первый вечеря долго не могла уснуть: пружины старой кровати жалобно скрипели, им вторил деревянный пол, отвлекая от сна еще сильней. Новый дом пугал: каждый шорох, каждый запах в нем напоминал – эти люди мне чужие.

Я мысленно просила помощи у бабушки, может, она поддержит меня с небес. Как бы я хотела, чтоб она была там счастлива. По щекам текли горячие слезы, но вскоре сон незаметно подкрался и убаюкал меня до утра.

Наш поселок не зря считался одним из самых опасных. Все знали, что по ночам поодиночке из дома лучше не выходить. Ограбления, пьяные разборки, нападения. В поселке ходят компаниями – одна подозрительнее другой, разъезжают шумно на машинах и мотоциклах. По вечерам здесь не встретишь патруль, и потому соседние районы побаиваются потерявших страх поселковых. Но своих здесь не тронут.

Узнала я об этом, когда рассказала в свой первый учебный день в новой школе, где живу. В классе сразу послышались вздохи неодобрения.

– Я недавно переехала туда, – лепетала я, словно оправдываясь и пытаясь доказать свою порядочность.

Но дух поселковых очень скоро перешел и ко мне. Через весьма непродолжительное время я научилась давать любому, кто меня тронет, сдачу – словесную, а бывало, и с применением силы.

Директор звонила опекунам, те, в свою очередь, орали на меня. Но сделать со мной уже ничего не могли: я легко пропускала мимо ушей крики и ругань, отвлекаясь на свои мысли – дар, благодаря которому и выживала.