Господь, смерти в четверг воспрошаю опять,
Буде вина испиты не впрок, а в потеху
И обильная адская точится рать,
Ближе тени ея, юродным не до смеху.
Так не поняли, так не сумели оне
Смерть кровинок понять в истеченье похмельном,
Вопиящие рты на помины в окне
Отобьем, яко роз черноту на отбельном.
Отбелим их, Господе, велика печаль,
Не веселие правило ими, но тризна.
Царской не было жизни, да ей-ведь не жаль,
Вспомнят живы еще, пусть неймет укоризна.
Не смогли победить и сойти не смогли,
Чермной туши черней самочинны укоры,
И стуги на гробах, доиспрахших в земли,
Благовествуют, чтоб прелагали заморы.
Ан оне эти жертвы прияли в миру,
Да и сами сперва, свет изочий не древен,
Пировали, а детки слегли во пиру,
Кликну внове, Господь, разве мертвых царевен.
Ибо некого звать боле в черном резье,
И когда нам побитые вежды изгасят,
Углядит всяк слепец, как в подрамном розье
Прахоря золотыя павлины и красят.
На миру смерть красна, ну а мы, гордецы,
Повлачили венцы по святым Элизеям
И не зная – в огне терневые венцы
И по варварским днесь растащенны музеям.
Укажите из вас не участников тех
Распинаний чумных и пребудем в расчете,
И со смерти тогда я избуду сей грех,
Вы всещедро вино четвергово испьете.
