Корнелл счел это крайне забавным, но рассмеяться не посмел. Он отсчитал двадцатками четыреста долларов, убрал остаток назад, подошел к Гарри и вручил ему деньги. Гарри снова пересчитал и протянул им пачку.
– Сколько здесь? – спросил тот, у которого приближался день рождения.
– Четыреста.
– Сумма возросла.
– И составляет?
– Две тысячи.
В мертвой тишине Гарри чувствовал, как бьется у него сердце, и это ощущение даже сейчас доставляло ему радость.
– Две тысячи в месяц? – спросил он, подозревая, что они, возможно, имеют в виду не увеличение на четыреста долларов.
– В неделю.
– Как это возможно? Это же в пять раз больше, чем было.
– Мне наплевать, как это возможно, но так есть.
– У нас нет двух тысяч.
– Можете отдать нам в пятницу, на целый день позже моего дня рождения.
– Если платить по две тысячи в неделю, то мы вылетим из бизнеса до конца года.
– Все меняется, – сказал другой тип в пальто. – Везде. Цены растут.
– Мне надо поговорить с вашим боссом.
– Не положено.
– Послушайте, не могли бы вы передать ему, что я только что приступил к этому бизнесу, у меня нет никакого опыта в таких вещах и мне нужен его совет? Хорошо? Мне нужен его совет.
– Мы ему передадим, но вам лучше подготовить две тысячи к пятнице. Понятно?
– Нельзя ли мне доставить их ему лично, чтобы получить минуту его времени?
– Нельзя.
– Две тысячи долларов! – сказал Корнелл, сжимая кулак. – Две тысячи долларов в неделю! К октябрю мы вылетим в трубу.
– Какие у нас сейчас доходы? – спросил Гарри.
– Около шести тысяч в неделю, но они снижаются. Расходы составляют чуть больше шести тысяч в неделю, и они растут.
– Эти четыре сотни включаются в расходы?
– Да, но остается еще шестнадцать сотен, которые нас разорят, причем быстро.
– С тем, что у меня есть, я смогу продержать нас на плаву примерно год.
– Потом у тебя все равно ничего не останется, и что дальше?
– Отец хотел бы, чтобы я сохранил этот бизнес. Это его деньги. Я их не заработал.
– Но в этом нет никакого смысла.
– Смысл есть, причем очень глубокий. Когда оказываешься в ситуации, которая кажется безвыходной, когда нет сомнений, что тебя одолеют, надо помнить, что только половина действий врага действительно дает ему превосходство. Остальное заключается в том, чтобы давать ему об этом знать, тем самым выполняя за него его работу.
– Если он в самом деле может тебя одолеть, что толку это не признавать? – спросил Корнелл. Ему не приходилось участвовать в маневренной войне.
– Если не признаешь этого, ситуация меняется. Теперь ему приходится задуматься о цене, менять свое направление и темп. У него возникает подозрение, что у тебя, возможно, ситуация лучше, чем он думал. Поэтому он становится осторожнее. Цена для него возрастает. Временная шкала меняется. Ты, со своей стороны, готов к смерти, а он с этим медлит, ты остаешься жив. В этот отрезок времени, который может быть коротким или длинным, может что-то произойти – и, как правило, происходит. Если можешь держаться, а время идет, что-то меняется, и у тебя появляется шанс. Вражеские силы могут измениться сами по себе или под каким-нибудь внешним воздействием. Могут произойти объективные изменения – из-за погоды, из-за какой-нибудь аварии, из-за действий в других эшелонах – или в тебе самом, в том, что ты выяснил и что решил. Это не означает, что мы непременно выживем, – это лишь открывает поле для маневра. Я не собираюсь уступать и делать за них их работу, прежде чем выясню все обстоятельства.
