– Как ты считаешь, где ты сейчас должна находиться вместо Постскриптариума? Где сейчас тебе было бы место, будь ты там?
Дискомфорт вернулся к ней, обнял за плечи и просочился в её голос:
– Занималась бы чем-то полезным. Как обычный человек.
– И что же полезное ― в твоём понимании? Я, к примеру, человек необычный, но попробуй назвать мою работу бесполезной. И никаких косых формулировок!
Щёлк.
– Я пыталась бы найти способ поработать. Хотя сейчас я просто хочу домой, к коту и… хочу домой.
Лицо его наконец напомнило, каким оно может быть заинтригованным и сосредоточенным на ней одной целиком.
– Как интересно ты сказала. Не «работала бы». Не «искала бы работу». «Пыталась найти способ поработать». Похоже, у нас обнаружилась целая улика.
– Это виднее вам, я ничего интересного не нахожу.
– Тогда почему ты так сказала? Почему ты так подумала?
– Потому что, я думаю, мне очень трудно работать. И вот почему я сразу подумала о больнице! ― она практически подпрыгнула на месте. ― Я плохо себя чувствовала. Поэтому мне так тяжело оглядываться назад. Поэтому там непроглядный мрак. Мне было плохо, детектив.
– Но ты не сказала «я бы лечилась». Ты собиралась работать. И формулировка указывает на то, что ты собиралась работать, при этом болея.
– Может, мне невозможно было помочь. Может, я не хотела терять время. Или силы, как вы говорите.
Степан, заставлявший облюбованное кресло крутиться, излучал необъяснимую радость, неуместную настолько, что Васе хотелось протестовать.
– Перед нами однозначно важная улика.
– Раз уж вы так считаете… вы не думали, что это всё ― ошибка? Что я здесь из-за того, что меня убила какая-нибудь болезнь, а не я сама?
Она пробовала эти ужасающие слова на вкус, и они сейчас отдавали для неё правдой. От этого открытия её просто разрывало на части: того и гляди, всё, что осталось от её тела, просто развалится к его ногам.
– Мне жаль тебя огорчать, но люди не оказываются здесь случайно. Постскриптариум принимает только тех, кто связан с его уходом из мира, который он знал.
– Но как быть, если я, скажем, просто выпила не то лекарство, и сердце остановилось? Или выхода из моей болезни не было никакого, кроме этого? Неужели за это можно осудить?
– Васенька, для этого и нужно расследование. Когда участие человека в случившемся оправдано, это не составляет большого труда доказать. И решение суда будет соответствующим. Оттого я и прошу тебя стараться. Ты добьёшься понимания от Судьи, и тогда никто не обойдётся с тобой жестоко. А пока на твоей стороне только я.
Немного помолчав, она постаралась как можно хладнокровнее озвучить свой вывод:
– Никто не имеет права назвать вашу работу бесполезной.
– Вот спасибо, ― его голос надломился из-за того, что он сдержал смех.
Вытирая воображаемый пот со лба, Вася вернулась к кровати. Ей бы упасть и закрыть всё беспробудным сном, где не нужно разыскивать ни истину, ни спасенье от неё. Смелости ей хватило только на то, чтобы сесть, ― на этот раз ближе и к подушке, и к Степану.
– Мой черёд, детектив. Вы сказали про обвинение и медэксперта. Кто же судья?
– О. Ещё один слайд нашей презентации. Тебе придётся простить меня, Василиса, я не отвечу на этот вопрос. Не имею ни права, ни возможности.
– Как же это так? Судья под покровом тайны, о нём запрещено говорить?
– Можешь считать так. Какими бы ни были твои догадки, вряд ли они меня удивят, так что не стоит говорить о них. Пользуйся тем, что я пропускаю ход.
