― И только по ночам ты берёшь отпуск от роли Амели, потому что ночью даёшь себе право выключить телефон. Не могу отрицать, есть в этом синдроме шарм. Он делает тебя ещё прекраснее. У тебя два сердца: одно для себя, и второе для того, чтобы стучать за тех, чьи сердца не справляются. От тебя исходит солнечное тепло, и к тебе тянутся все замёрзшие. Глупо сопротивляться твоему очарованию. Но чего тебе это стоит?
― И ты… полюбил меня только из-за синдрома Амели?
― Может, я влюбился из-за него. А полюбил вопреки ему.
При виде чужих проявлений любви Васе всегда становилось неловко, но образы, которые проигрывал СОН, не были чужими. Она проживала их и за Маковецкую, и вместе с ней. Она припала к источнику, утолявшему её жажду обычных хороших эмоций и не могла оторваться.
– Вот здесь я осознала, что это действительно «тот самый человек», к мечтам о котором сводятся все женские мелодрамы, ― поделилась Майя.
– В голове не укладывается… я даже чувствовала запах попкорна, ― Вася вдруг заметила, что касается пальцами нижней губы, словно это её только что целовал Камиль.
– Со временем у тебя тоже получится проигрывать их так чётко и достоверно. Наверняка ты увидишь, что твоя дорога в суетном мире была куда ярче, чем ты привыкла думать о ней.
Но Васе абсолютно не хотелось думать о своей дороге, её тянуло к неизведанным отрывкам чужой как никогда. Если бы она задумалась об этом, точно заподозрила бы неладное и не позволила быть себе такой любопытной.
– Вы правда были официанткой?
– Совсем недолго, в качестве временной подработки. Камилю это запомнилось, потому что именно так мы и познакомились. Когда-то кафе «Капулетти» процветало, а по ночам работал его подвальный клуб, и однажды туда взяли нового бармена. Я даже не смотрела на него, хотя все девочки только о нём и шептались первые две недели. Он был мил со всеми, но без откровенного флирта. По какой-то причине он выбрал меня.
– Потом вы ушли из кафе, а он остался барменом?
– Я всегда считала, что ему нужно было поступить так же. «Капулетти» медленно выдыхалось. Они даже закрыли подвал и перенесли бар на первый этаж ― ты видела это в первом воспоминании. Тогда туда приходили только те, кто уже просто был привязан к кафе, как мы. Но Камиль упорно не желал покидать тонущее судно. Он говорил, что не хочет стоять за стойкой в другом месте.
– Он видел себя только барменом?
– Он всеми силами пытался задержать молодость. Даже остановить её. Вечная музыка. Вечное любимое кафе. Вечная съёмная квартира.
– Должно быть, вам хотелось другого…
По теням на её лице Вася поняла, что невольно задела нужную струну. И золото в глазах Майи стало тусклее, она ненадолго погасла, но не стала от этого менее эффектной.
– У нас были разные цели и желания, но после двенадцати лет вместе я никого другого не могла бы увидеть на его месте. Ты сама уже знаешь, мне не был нужен кто-то другой. Я не утягивала его в ЗАГС. Я просто хотела, чтобы у меня ― у нас был ребёнок. А он боялся.
– Боялся стать отцом? Потому что это не вписывается в вечную молодость?
– Из-за меня. Он боялся того, что я стану матерью.
– Я знаю, что это не моё дело, но я не понимаю… ― возмущение поднималось в Васе, как волна цунами. ― Он ведь знал вас, он сам сказал: в вас бьётся два сердца. При вашей способности заботиться вы не могли бы стать матерью, заслуживающей упрёки.
– Спасибо тебе за доброту, ― смягчилась Майя и согрела её грустной улыбкой. ― Но он боялся не за ребёнка, а за себя.
