– Тебя дожидается несчастный случай со смертельным исходом, – все тем же спокойным голосом продолжал редактор. – По некоторым признакам – это убийство.
* * *
«Интересно, что это за убийство?» – размышлял Черский, выходя из кабинета редактора.
Но когда он уже лавировал между столами, в голову залезла другая мысль.
Зачем этому дурню Баковичу было именно официальное трудоустройство в их газете?
Насчет судьбы самого Баковича он не беспокоился – этот навозник куда-нибудь да пристроится. Сейчас у всех есть газеты, даже у пивзавода. Как и подобает дурню, этот национально озабоченный был уверен, что его выгнали за давнишнюю статью и убеждения, – хотя выгнали на самом деле за дурость, а статья и убеждения просто помогли эту дурость заранее определить.
Одним словом, найдет себе место. Дурни обычно неприхотливы. Ну или пойдет во славу нации цветной металл воровать.
Но зачем ему официальное трудоустройство? В голове как-то сама собой вырастала идея отличного журналистского расследования – хотя Черский прекрасно понимал, что у него нет ни времени, чтобы его провести, ни места, чтобы напечатать его результаты.
Он подошел к своему столу, где на экране уже мигали следы звезд в бесконечном космическом полете. Подвигал мышкой, посмотрел на начало статьи и решил все-таки сходить поесть, раз уж разрешили.
– Нэнэ, ужинать будешь? – спросил он.
Нэнэ была приятная девушка лет двадцати пяти, которая тоже вечно работала допоздна. В ней не было ничего современного, только свой особенный стиль, и этот стиль был, может быть, не модным, но для нее – идеален.
Лицо ее было круглым, как Луна, и по-своему милым, так что Черский, когда ее видел, невольно вспоминал луноликих красавиц из Омара Хайяма. Она носила длинную темную юбку, скрывавшую толстые ляжки, и свитера ей под тон.
В «Браме» она писала под именем «психолога доктора Лопатова» ответы на письма читателей, в основном из области отношений. А чтобы советы доктора Лопатова были особенно действенны, она сочиняла и сами письма.
– Да, пошли, – сам голос у нее тоже был грудной и очень теплый. Когда ты его слышал, казалось, что к уху прикоснулась спелая груша.
Она поднялась и потопала за курткой. Черский шел за ней следом, пытаясь понять, что именно так сильно его гложет.
Нет, не расследование, которого все равно никогда не будет. Что-то другое… но что?
Он понял это буквально в последний момент. Ну конечно же, Бакович!
Но его трудоустройство было ни при чем.
А при чем был сам Бакович.
– Стой, – сказал Черский, и его рука опустилась на округлое плечо Нэнэ. Та обернулась, удивленная.
– Что такое? – спросила она.
– Давай через двор выйдем.
– Но почему?
– Может быть опасно.
Нэнэ была удивлена, но подчинилась.
Они вышли на ту самую галерейку. Вокруг была неожиданная чернота, на досках под ногами хлюпал подтаявший снег. Черский ловко перемахнул в белевший внизу сугроб, а потом подал даме руку.
– Зачем такие сложности? – спросила Нэнэ, когда спустилась на землю и отряхивала колени.
– Есть вероятность, что нас поджидают, – спокойно ответил Черский.
Светлый прямоугольник прохода на улицу сиял зыбкой, мертвенной бледностью. Черский прошел его, ступая совершенно бесшумно, вжался боком в кирпичи – и осторожно выглянул.
Улица Бабеля была пуста, только перевернутые огни фонарей трепетали в черных лужах среди темно-синего талого снега. И бесформенная, но знакомая фигура переминалась с ноги на ногу возле входа в редакцию, как раз напротив таблички с названием газеты.
