– Ладно, пошли, – ответил Освальд и накинул на неё своё пальто сверху, прикрываясь тем, что на улице стало намного холоднее за последние 40 минут.
Освальд и Мила спустились, и их барабанные перепонки стали разрываться при приближении к кричащей женщине.
«Как у нее еще не сорвался голос?» – подумал Освальд и, подойдя, мило спросил:
– Женщина, что у вас случилось?
Перед ним стояла явно не очень образованная кухарка лет 50, весом явно больше центнера, при небольшом росте и платье в горошек. Пальцы не были толстые, а голос, как уже стало понятно, был очень громким, из чего можно было предположить, что она работает где-то на скотобойне. Женщина, увидев статного мужчину в костюме-тройке и перчатках дороже, чем её месячная зарплата, тут же замолчала. Она протянула свой короткий толстый палец в сторону переулка, где в её дворе выбрасывают мусор.
Раз в неделю, каждое воскресенье, его оттуда вывозят на телеге местные ребята за небольшую плату. Среди отходов, мешков, костей куриц, бутылок и другого вида токсичного промышленного мусора виднелась черная туфелька на ноге. Освальд сказал Миле стоять на месте и не подходить ближе к проулку.
– Там воняет дерьмом, не хочу, чтобы ты это нюхала, – сказал Освальд.
– Господин сенатор, я переплывала Атлантику и уверяю вас, что ничего так плохо не пахнет, как скот в трюме в недельном плавании, – ответила Мила, взяв Освальда под руку, и пошла с ним.
Освальд приподнял пару мешков куриных костей и жира, что лежали сверху, и увидел воистину страшную картину. Лежала полуголая девушка лет 25, может, 30. Красное платье с кружевами по краям было поднято высоко вверх, так что была видна левая грудь. На ногах была одна черная туфля, а вторая лежала в сорока сантиметрах возле другого мусорного мешка. На спине этой девушки была татуировка в виде бабочки, из чего можно было понять, что она девушка с низким уровнем социальной ответственности. Тело было достаточно ухожено для такой барышни.
Волосы держали две продолговатые позолоченные спицы, одна из них была сильно согнута под семьдесят градусов, возможно потому что ее удалили чем то или швырнули на пол. Пижама под платьем и нижнее белье было настолько сильно что складывается впечатление что либо его вообще не было либо какой-то лесной сказочный зверь тут рвал и метал. Освальд взял труп женщины за плечо и перевернул с бока на спину чтобы лучше разглядеть труп. Он словно интерн медицинского сжиравшими глазами поглощал информацию которую мог понять по этому трупу.
На животе было коло-резатая рана, небольшая сантиметра 3-4. По краям раны уже орудовали опарыши. Лицо жертвы лежало на еще одном мешке с куриными остатками и опарыши оттуда освежевали ее лицо и остветлили зубы от кариеса. При свете единственного во дворе фонаря было видно что от лица ничего не осталось, глаза вытекли, а щеки были сьеты насквозь. Среди шикарноуложенных, но немного растрепанных волос также ползали эти мерзкие маленькие белые личинки. А на шее виднелись темно-бурые следы от пальцев которые были глубиной в пол сантиметра от силы что вдавливала эту проститутку. Влагалище жертвы было окровавлено, от того что с ней произошло, а два пальца на правой руке сломаны.
Мила все это время стояла за Освальдом и так же смотрела на труп, ей надоело, может быть стало просто страшно что Освальд и так со своей не так здоровой психикой пересмотрит эту ужасную картину. Она взяла его пальто и накрыла труп.
