Состояние тошноты медленно отпускало. Боль понемногу притуплялась. Алиса уже не плакала, но до сих пор не открывала лица. Я смотрела на потрескавшийся потолок над нами. С него осыпалась почти вся штукатурка, и он похож на кровеносную систему, только серую. Хотелось спать, но это оказалось бы ошибкой. Я отпустила салфетку, прилипшую к моей коже, и обняла Алису. Она бросилась на меня и обняла, прижавшись к моей груди. Я должна была извиниться за всё произошедшее, но побоялась, что рана откроется сильнее лишь от первого произнесённого мной звука, и я медленно истеку кровью.
– Хочу пить.
Моя милая заботливая дочка тут же молча залезла в сумку, выудив оттуда бутылку с водой. Она на коленях подползла и приподняла мою голову, держа у самых губ пластиковую бутыль с чистой водой. Я сделала три глотка и снова запрокинула голову. Алиса закрыла крепко бутылку и убрала обратно. Она смотрела на меня изучающе, как на ту бабочку, что поймала на озере.
– Вытри руки. Постарайся ничего не оставить.
Я не знаю, кивнула ли, но Алиса промолчала. Она вытерла руки и поднесла чистую салфетку туда, где старая уже пропиталась насквозь красным пятном.
– Прижми. Только аккуратно, хорошо? – резкая боль пробила от бедра до уха. Алиса вздрогнула, но ладонь не убрала. – Спасибо, ты умница. А теперь умойся, только не трать много воды.
Слова давались с трудом, губы похолодели и еле двигались, заставляя применять большие усилия, чем обычно. Алиса умыла лицо и забралась под раковину, зажав в руках свой портфель. Думаю, я действительно выглядела страшно. Худая, с запутавшимися волосами и в грязи. Бок оголён до самых грудей, покрытый засохшими красными корочками и тонкими кровяными плёнками. Я лежала и тяжело дышала, глядя не беззащитную Алису.
Рана была похожа на маленький карман. Если бы Санта узнал, как я себя вела за последний год, то положил бы туда кусочек угля. Разум понемногу прояснялся, и мутить стало меньше. Кровь почти остановилась, и я изучала синяк, медленно растекавшийся по моему боку от нижнего ребра до костей таза.
– Дай ещё немного воды.
Алиса достала для меня бутылку и, уже держа её навесу, шарила ещё зачем-то в рюкзаке. Она поднесла воды, и я жадно впилась в пластиковое горлышко, задрав подбородок кверху. Не успела сделать четвёртый глоток, как в боку защипало с новой силой. Алиса приложила свежую спиртовую салфетку к моей ране и протёрла немного изнутри. Я чуть не выплюнула воду, булькавшую во рту, и одним глотком двинула её дальше к горлу. Оно заболело, и я закашлялась.
– Ты уже достаточно выпила, мама. Оставь на потом.
Я была в каком-то роде оскорблена такой наглостью, но Алиса всё сделала правильно. Она молодец, а вот я сплоховала. Хотя всё вышло достаточно удачно. Мы обе живы и по большей части целы. Единственный человек, который нас обокрал, это я. Несколько нужных салфеток были потрачены на меня, и я выпила немного больше, чем мы можем себе позволить. Я хотела уже было сказать Алисе забраться обратно под раковину, как она сама туда вернулась и опустила подбородок к поджатым коленям. Она смотрела куда-то в сторону, ковыряя ногтями камушки на полу. Лишь бы пальцы потом в рот не тащила, не хватало нам ещё и отравления.
Я аккуратно поднялась и отправилась проверить, что там было у самих мародёров. На первый взгляд, у них, кроме полуразвалившихся самопалов, не имелось ничего. У одного нашла смятую пачку сигарет с единственной замызганной папироской, с пылью и табаком на дне. От неё воняло мокрой собакой, я смяла пачку и выбросила. Думаю, я бы покурила в тайне от Алисы, если бы сигарета не пахла так отвратительно. У другого, того, что сидел у стены с простреленной шеей, нашлись деньги в кармане. Рублей сорок бумажками и монетами. Зачем он их таскал – непонятно. Наверное, он и сам не знал. Люди стали сентиментальнее, и теперь для них всё имело ценность, даже то, что должно было уже давно её утратить.
