Шли, как на праздник, с пением псалмов,
Взволнованные предстоящей встречей
С Мессией, жданным несколько веков,
По меньшей мере – хоть с Его предтечей.
А Иисус навстречу скромно шёл,
Приветливо здороваясь со всеми,
И становилось вдруг так хорошо,
Как будто уже встретились в Эдеме.
И разве мог хоть кто-нибудь из них
Представить, что навстречу шёл Спаситель,
Сам первый поприветствовавший их,
Как будто был обычный сельский житель.
Но ведь, по сути, Он и был таким,
Всю жизнь проживший средь простого люда.
Ему претило выглядеть другим
(Велик не тот, кто ест с златого блюда).
И, проводив Его спокойным взглядом,
Путь продолжали в ожиданьи чуда,
Не ведая, что чудо было рядом!
(Они ведь знали, кто Он и откуда.)
Он шёл на юг, свободный словно птица,
В расцвете сил, без суетных забот,
Без багажа, что мог бы пригодиться,
Неутомимо двигаясь вперёд.
И если время к ночи приближалось,
То Он зашел в ближайшее селенье
(Паломнику всегда предоставлялось
Всё, в чём нуждался, добрым населеньем),
Он вряд ли делал тайну из того,
Что следует в пустыню на моленье,
И даже уже вследствие сего
Встречал у всех к Себе расположенье.
Да много ли Ему для жизни надо?
Краюху хлеба, да кувшин воды.
А доброта людей Ему отрада, –
Дороже, чем обилие еды!
Крестьянский быт везде во многом схож:
Встают с рассветом, спать идут с закатом.
Хоть вид природы вовсе не похож,
Но с путником встречаются, как с братом.
Всю ночь – здоровый сон без сновидений.
Чуть свет Иисус уж снова на ногах.
Ни мыслей грешных, никаких сомнений.
Душой и телом – в Господа руках.
И как всегда, прощаясь на заре,
Благословляя временный приют,
Он вспоминал свой милый Назарет
И материнских рук родной уют.
Он вспоминал тенистые сады,
Благоуханный воздух Галилеи,
Её цветы небесной красоты
И птиц неумолкающие трели.
Когда ещё румяная заря
Окрашивала блёклый небосвод,
Наш Путник, не теряя время зря,
С молитвой уже двигался вперёд.
И вот уже остались позади
Иерихона пальмовые рощи.
Пустыня простиралась впереди –
Холмистая безжизненная площадь,
Где даже моря Мёртвого вода,
Невыносимо горькая на вкус,
Рождала у пришедшего сюда
Обычно раздражения искус.
На этот раз Пришедший не таков.
Он здесь не ради плотских наслаждений.
Постом Он жертву малую готов
Дать на алтарь для жертвоприношений.
Здесь, среди солнцем выжженной пустыни,
Где места нет, чтоб радовало взгляд,
Громадой мрачной высится доныне
«Гора проклятий», люди говорят.
Сюда-то и поднялся наш Спаситель.
Один, как перст, без пищи и воды.
Средь выжженных камней Его обитель.
Один, и даже в случае беды!
Он, наконец, нашёл уединенье!
Жизнь плотская – помеха для Него.
С Отцом Небесным жаждет лишь общенья:
Наметить план служенья Своего.
В молитвах сорок суток протекали
Времён неудержимою рекой,
И звери, что всегда там обитали,
Не смели нарушать Его покой.
Окончился срок полного поста,
И сразу спал духовных сил накал.
Но без поддержки духа плоть пуста.
И под конец Спаситель наш взалкал.
Есть общее в природе человека,
Роднящее его со всем живым.
Что голод правит миром всем от века,
Должны признать, хотим иль не хотим.
Тогда и появился искуситель
(Уж он-то знает слабости людей!),
Всех тёмных сил искусный повелитель,
В его запасах без числа страстей:
«Коль голоден, то хлеба нет дороже.
Ты посмотри, как много здесь камней!
Они по виду разве не похожи
На хлебы доброй Матери Твоей?
Зачем Тебе от голода страдать?
