Птичка пробежалась глазами по всем сообщениям, замерев на последнем.
— Ты хорошо знаешь дорогу? Сможешь найти без отца? — уточнил я у нее.
— Да, я знаю, куда нам надо, — уверенно заявила она. — Точное местоположение никому не известно кроме меня и папы. Мы ходили туда… когда мама улетела с Мары. — Аделин немного замялась, смущаясь при упоминании мамы. — Вернее, ездили на лошадях. Папа строил домик на дереве. Я ловила рыбу. Мы уже довольно близко к этому месту. Дальше на юг — глубокий каньон с минеральным озером. Нам придется обойти его вокруг и потом вниз. С другой стороны крутой обрыв, и путь в долину один. От каньона нужно пройти вверх по реке, и мы будем на месте, — объяснила она.
— Почему тогда склон «Северный», если север не там? — удивился я.
— Мы с папой называем его Северный из-за студеной речки и холодных потоков воздуха. В ту реку впадает много ключей пресной воды. Самый ледяной участок на юге. Домик спрятан в густой кроне гигантского черешчатого дуба. В долине Ледяной реки дубы растут часто. Папа просил меня спрятаться там. Значит, у него все под контролем. И он придет туда за мной. Рыбы в реке много, и она вкусная. Не то, что в реке возле дома, — кривится птаха.
А я, не удержавшись, захохотал, потому что прекрасно помнил вкус сырой вонючей рыбы. Птичка и не представляла, чего мне стоило питаться подобными «деликатесами». Я никогда не вдавался в подробности о том, что мне приходилось есть до нашей встречи.
Надолго здесь оставаться было опасно. Нам нужно подкрепиться, осуществить гигиенические процедуры и двигаться туда, где безопаснее. В домике мы с меньшими рисками дождемся, когда можно будет вернуться в усадьбу. Или когда там появится Леон Морелли.
— Почему та река возле твоего дома такая вонючая? — Выяснял я, в то время что занимался подогревом воды в бочках.
— Много заболоченных участков, где река застаивается. Еще выше по течению на реке стоят фабрики. Отходы с фабрик не вредят экологии, мы не применяем химические вещества для высушивания чая. Но используемая вода и негодные чайные листы добавляют свой запах реке, — морщит птаха нос.
Мы нагрели воду в бочках и немного освежились. Но только успели приготовить горячую еду, как ожил древний приемник на столе. Сперва треском. Потом из него полились пугающие слова:
«Синий на связи. Что это за седой старик с ружьем? Движется с двугорбого холма слева от тебя».
Гнусавый голос из динамика не вызывал приятных эмоций. Птичка, вытаращив глаза в ужасе, безмолвно зашевелила ртом.
— Бруно! — прочел я по ее губам.
«Красный. Принято! Вижу деда. Не знаю, что за старый хрен. Снять его?» — отозвался другой голос, не менее противный. И не из-за тембра, а нахальной манеры произносить слова.
«Подождём немного. Он дряхлый. Наверно, на зайцев ведет охоту».
Несколько долгих минут. В динамиках слышалось шебуршение одежды, ветер и дыхание. Кто-то из переговаривающихся забыл отключить передачу.
Оглушающим треском грохотнуло ружье. Новое оружие почти бесшумное. Значит стрелял смотритель. Первый выстрел, раздался громкий вопль. Второй вызвал протяжный хрип в колонке.
«Этот долбанутый старик пристрелил Крея! И мне попал в плечо! Вали его!»
Птичка зажала рот руками, лишь бы не кричать.
«Есть, я снял его! Иду к тебе!»
Ублюдочный Сольвенти! Бесстрашный старик Бруно с большой долей вероятности убит. Зачем он полез на этих отморозков?
