Посмотрев друг на друга, они рассмеялись.
– А что, – с некоторой иронией проговорил Александр, – через тысячу лет ГХК примут за какой-нибудь доисторический город и будут говорить о нас как о высшей цивилизации.
– Да, это точно: что-что, а копать мы умеем, этому нас учить не нужно.
– Многие учёные утверждают, – продолжал Александр, – что если растопить льды Севера, то неминуемо откроются остатки городов предыдущей арктической цивилизации, сохранившиеся подо льдом во всей своей первозданности.
– Их, города, наверное, тоже заключённые строили?
– Кто их знает. Во всяком случае сегодня мы можем говорить о тайнах древней истории Сибири, которые, кстати, могут в корне изменить наши представления о развитии земной цивилизации, вот только этого мы не хотим.
– Почему ты так думаешь?
– Да это не я так думаю, а наши власти, – как бы, уточняя, проговорил Александр, – они хотят, чтобы вся наша история начиналась с семнадцатого года…
– Ну не скажи.
– Да что «не скажи». Всё переврали, всё переписали, не знаешь, чему и верить. Причём продолжают в том же духе. Ты посмотри, что пишут сегодня в «толстых» журналах, – жить не хочется. Сплошная «дрессированная литература», а проще говоря, западный диктат. Эти «деятели» выльют сейчас на нас ведро грязи, а потом спрячутся где-нибудь, сказав: «А вы знаете, мы ничего не писали, это всё они, капиталисты проклятые…» – вот ведь как получится, а нам ведь жить в этой стране, растить детей. Кстати это один из видов отрицательных энергий, причём наиболее сильный, который является открывающим ключиком к двери нашего сверхсознания, чтобы впустить туда излучение, которое разрушает нас, делая человека растением. А ведь всё должно быть, наверное, по-другому.
– Как?
– Я не знаю, как, но я точно знаю, что я не должен проводить свою жизнь на глубине двести метров в этой «пещере», как крот. Скажи, Егор, зачем было всё это делать, если вокруг нищета, причём такая, что сердце кровью обливается. Ты посмотри, что получается: мы тут с «мирным атомом» играемся, а вокруг в близлежащих к городу деревнях нет ни света, ни воды. Про газ я уже молчу. Люди до сих пор, как сто лет назад, воду на коромыслах носят. Ни дорог тебе, ни жилья, ни продуктов – всё как в прорву. Зачем нам такой «мирный атом»?
– Ну ты даёшь! Спросил бы что попроще.
После этих слов, Егор хорошо помнил, что окунулся опять в воспоминания, но тут же «вернулся» к разговору, подумав: «Видимо, у человека накипело, если он так говорит».
– Пойми, тут действует простая логика, – продолжал Александр, но уже не так эмоционально, а более сдержанно. – Нам нужно не разрушать, не загонять людей на двести метров под землю, а создавать, свидетельствовать о культурной полноценности нации. У нас что – земли мало? Одним словом, то, что сейчас делается, – ужас. Тем более что…
На этих словах Коноваленко замялся, размахивая руками, видимо, подбирая слова.
– Что тем более?
– Я хотел сказать, что любой «толстый» журнал – это своего рода экспертная инстанция, законодатель мод, если хочешь. А тут, читая, не поймёшь, что дурно, а что великолепно. Какой-то литературный компот.
После этих слов, как он помнил, он посмотрел на Коноваленко, но ничего не сказал – видимо, не нашёл нужных слов, а может, и не хотел ничего говорить, ведь он говорил всё правильно.
– И вот ещё что, – тихо, как бы по секрету, проговорил Александр. – Ты в Бога веруешь?
