Читать онлайн Вячеслав Гришанов - Дорогой пилигрима



© Гришанов В. И., 2024

О себе

Земной путь я начал 2 июня 1954 года в Сибири, в деревне Плотниковка, что находится в Кемеровской области Крапивинского района.

Моё детство протекало в условиях исключительно благоприятных и нестеснительных. В деревне, в которой я родился и жил, проживало чуть больше 300 человек. Из них почти половину составляли дети, для которых природа была вторым домом. Она не только воспитывала нас, прививала уважение ко всему живому, но и награждала мягкостью характера, выносливостью и любовью к своей истории и Родине.

Моя мама, Гришанова Александра Фёдоровна, – из ссыльных. Мою бабушку, имеющую дворянское происхождение, в 1936 году (после расстрела моего дедушки Гришанова Фёдора Прокопьевича), вместе с пятью детьми (как «социально вредных и неблагонадёжных элементов»), выслали тройкой ОГПУ в Сибирь, в Кемеровскую область. Сначала в Новокузнецк, а затем в таёжное село Медвежка, на лесоповал… Моей маме на тот момент было 15 лет. К сожалению, выжили не все…

Чтобы писать дальше об этой трагедии, об этом варварстве, нужно обладать определённым мужеством и хладнокровием. Не скажу, что я не обладаю этими качествами, – обладаю, и, тем не менее, я не готов к этому, поскольку все действия депортационной политики Сталина переплетаются с психиатрией, с психическими расстройствами человека, уходящими далеко за пределы методологии медицины. Думаю, пройдёт ещё не одно столетие, прежде чем психиатры вынесут свой диагноз человеку, уничтожившему десятки миллионов ни в чём не повинных людей.

Если говорить о роде Гришановых, то он ведёт свою родословную от малороссов. Это старинный дворянский род, который начинается с 17 века, а точнее, с 1686 года. В книге «Гербовник Новороссии», изданной в 1914 году в Санкт-Петербурге под редакцией Лукомского В.К. и Модзалевского В.Л., представлена небольшая история рода Гришановых, основателем которого является воевода Нежинского войскового полка Сенько Радионович.

Мало, что понимая в генеалогическом древе своего рода, я с детства отличался от своих сверстников. Это отличие заключалось в том, что я всегда, на каком‐то патологическом уровне, выступал за справедливость, уважение, любовь и доброту. Имея хорошую физическую подготовку, я старался никогда не вступать в конфликты ни с детьми, ни со взрослыми, понимая, что любой вопрос можно решить путём переговоров. И мне всегда это удавалось.

Вбирая лучшее из хорошего, а превосходное из лучшего, я с самого раннего детства стремился к человеческой красоте, понимая, что она является ничем иным, как олицетворением некой бесконечности, чем‐то высшим, к чему нужно стремиться.

Окончив в 1972 году среднюю школу, я был призван в Советскую Армию. Службу проходил за полярным кругом – в Военно-воздушных силах. После демобилизация была учёба. Сначала в Кемеровском культурно-просветительном училище, а затем в Кемеровском государственном институте культуры. Глубокие знания по мировому искусству и мировой литературе – от античности и до современности – приобщили меня к самостоятельным занятиям в области поэзии и живописи. Серьёзное увлечение литературой и живописью началось именно в студенческие годы. При этом я не прилагал к этому никаких особых усилий. Всё было похоже на само собой разумеющиеся действия, от которых я получал истинное наслаждение. В эти годы я серьёзно увлёкся творчеством Гёте, Шекспира, Байрона и Шелли. Английские и немецкие поэты произвели на меня совершенно новое впечатление, в отличие от средней школы. О таком явлении я даже и не подозревал. Но вершиной мастерства, конечно, были для меня стихи А. Пушкина, М. Лермонтова, Ахматовой и С. Есенина. Считал и считаю, что именно в стихах этих гениальных поэтов неугасимо горит душевный и творческий огонь любви.

А для меня любовь – это начало всех начал. Видимо, поэтому стихи я начал писать поздно, нужно было не только переболеть ростом ума, но и многое понять. Понять, насколько серьёзно я владею поэтическим даром. Во всяком случае, я рассуждал так: если поэтический дар дан мне для того, чтобы, как говорил Гёте, «всё сущее высасывать из своей собственной лапы», то не стоит это продолжать. А если он мне дан как дар божественного одухотворения, чтобы не только воспроизводить красоту, любовь и добро, но и особо воспринимать внешний мир, преображая его, – то нужно писать. И веруя в это, я писал. Конечно, времени не хватало. Несмотря на то, что государственная служба занимала слишком много времени в моей жизни, любимое дело я не бросал. Какие бы высокие должности я ни занимал, всегда находил время для литературы и живописи. Незаметно они стали частью моей жизни. С годами я стал понимать, что, как сказал Бомарше: «Любовь к изящной словесности и к искусству в целом несовместима с усердием к делам службы». Оставив государственную службу, я полностью посвятил свою жизнь литературе и живописи.

Первое, к чему я себя приучил, так это рано вставать. Нужно было навёрстывать упущенное. Со временем это стало привычкой. Главное моё качество – трудолюбие. Почти никогда не отдыхаю. Чтобы расслабиться, меняю деятельность. В отличие от многих творческих людей, люблю работать дома в полном одиночестве. Как сказал Сергей Довлатов: «Я предпочитаю быть один, но рядом с кем‐то». Не знаю, как для Довлатова, но для меня «с кем‐то» – это значит быть наедине с моими картинами, с моей библиотекой. Моя квартира – это «потайное» укрытие, где есть только то, что необходимо для творческой деятельности. Как говорил мой учитель по живописи заслуженный художник России Валерий Александрович Пилипчук: «Чтобы добиться результата в живописи, надо ограничить себя от всего». Я стараюсь придерживаться мудрых слов моего учителя и друга. Это относится и к литературе.

В творчестве я люблю свободу. Она принадлежит только мне и никому больше. В процессе работы она распоряжается мной по собственному усмотрению. Благодаря ей я смело и беспрепятственно иду по избранному мной пути, причём тем шагом, который мне нравится. В этом плане я придерживаюсь полной гармонии с самим собой. С одной стороны, я человек закалённый, а с другой – изнеженный. Изнеженный чувствами, любовью, добротой и другими духовными категориями. Я не знаю, что такое праздность. Моё нормальное состояние – это когда я работаю. В работе для меня не существует побед. Когда написано произведение, я просто радуюсь, ощущая себя счастливым человеком. Этим счастьем я делюсь с родными и близкими мне людьми. Они также счастливы вместе со мной. Никакой надменности сердца.

Все, кто читает эти строки, вправе спросить меня: «А чего вы добиваетесь своим творчеством?» Отвечу коротко: я хочу оставить для близких и любимых мной людей всё лучшее, что есть во мне. Я просто возделываю свой сад, как это делал всю жизнь, – вот и все мои намерения. Я хочу, чтоб в этот «сад» как можно чаще заходили мои дети, мои внуки, правнуки, мои друзья – все, кто хочет обогатить себя добродетелями и моральным совершенством, ничего другого своим творчеством я не преследую. Как сказал Мишель Монтень: «Подлинным зеркалом нашего образа мыслей является наша жизнь». Если мои мысли и поступки помогут широкому кругу людей, то я буду только рад, понимая, что помогу многим делать то, что правильно, избегая того, что неправильно. Значит, господь Бог не зря дал мне талант. Не знаю, оправдываю ли я своё предназначение на этой Земле перед Богом, но я стараюсь.

Жизнь исчерпывается для меня не праздностью, а каждодневным литературным трудом, живописью и думающими о России людьми, для которых лучшее предназначение есть высочайший долг – защищать своё отечество. «Содрогание души» этих людей является для меня самой демократической доктриной. Оно проявляется во всём моём творчестве, будь то поэзия, проза, живопись или драматургия. Всё это делается, конечно, в меру моих сил и возможностей. Останавливаться на достигнутом я не собираюсь. Да и не в моих это принципах. Ирвинг Стоун однажды сказал: «Человек бывает стар или молод в зависимости от того, сколько в нём осталось творческой силы».

Должен вам сказать, что энергии во мне достаточно, чтобы не только открывать людям этот мир, но и наполнять их души новой божественной красотой и любовью.

Вячеслав Гришанов

Стихи

Дорогой пилигрима

Иду дорогой пилигрима
В своей заветной стороне,
И не сдержать того порыва,
Коль Бог дарует силы мне.
А вместе с ним и радость, волю,
Восторг, смиренье, нежный взгляд,
Где голоса друзей порою
Струной натянутой звенят;
Где горечь жизни утомлённой
Врачуют дружба и любовь.
Где голос звонкий, непокорный
Венчает радостную новь;
Где чаши полные, утехи,
Льстецов приятная молва,
Где муки тайные, навеки,
Влекут для веры и добра.
1993 год

О важном

Блаженна жизнь, пока живёшь без дум…
Веселье в ней всегда владеет мною,
Где хороводят мысль и острый ум,
Вещая встречи вновь с мечтою.
Где в звуках нежных и родных
Царит приятная усталость,
Где слов молитвенных, святых
Я жду в любви, хотя бы малость.
Чтоб вновь восторгом пел Эфир,
Сокрыв во мраке скорби, муки,
Где ждёт не дремлющий Сатир,
С ухмылкой потирая руки.
1995 год

Всё как есть

Далёк от мысли совершенства,
Но я испил уже до дна
Из чаши жизни безвозвратной
Остатки горького вина.
Что остаётся мне ещё?
О смерти ль думать со смиреньем
Иль к Богу обратить уста,
Чтоб дал надежду, жизнь в которой ценим.
Она одна для нас мечта,
Что мы не здесь, а там блаженны будем,
Пусть краем пропасти проходит жизнь моя,
За это всё мы никого не судим.
Хочу принять разумно всё как есть
И верой утешать себя о счастье,
В надежде жить о благости своей,
В любви, чтоб ветром унесло ненастье.
1995 год

Русская душа

Улыбнуться яркому солнцу,
Прошагать по зелёной траве —
Разве это не благо для сердца,
Разве это не радость душе!
Выпить радужной светлой водицы,
Где‐то в поле берёзку обнять —
Разве этим нельзя насладиться!
Разве это нельзя величать!
Мы всего лишь частица природы,
И для нас нет другого пути,
Как вернуться под бренные своды
Нестареющей русской души.
Чтоб она нас в дороге венчала,
Чтоб добром усыпала в пути.
Чтоб по жизни мы с ней величаво
Шли от горестей, бед и тоски.
Только с ней мы найдём обретенье,
Только с ней мы найдём свой покров —
То природы могучей веленье,
Наших прадедов, дедов, отцов.
Улыбнитесь лучистому солнцу,
Родниковой испейте воды,
Загляните на самое донце —
Это взгляд вашей русской души!
1997 год

Зимний день

Тоскливы зимние деньки,
И в сердце странный холод.
Но мои мысли вновь легки,
Я с ними весел, молод.
Мне неприличен с ними торг,
Их привечаю сразу.
Мои желанья и восторг
Считаю, как награду.
Они мне верные друзья,
Без них грущу порою,
И, где б я ни был иногда,
Они всегда со мною.
Друзья мои скромны всегда —
Живут во мне, играя.
Им не страшна печаль, зима
И горечь удалая.
Для них счастливая пора —
Когда венчает лира.
Когда с бокала пью до дна
Движением факира.
И вот свобода мастерства,
Где вдохновенье правит.
Где с песней звонкая душа
В объятиях гуляет.
Влечёт в тиши искусства жар
Желанною мечтою.
Чтоб в наслажденьях божий дар
Манил меня любовью;
Искрился в рифмах и словах,
Достоинством пылая.
И чтоб неведомый мне страх
Не искушал, страдая.
Своим немыслием, враждой,
Слепой порочной бранью.
Тем, чтобы стих казался мой
Простою житейской данью.
Напрасен страха сей удел,
Ведь дар нам от завета.
Во всём отмеренный задел,
Есть каждому и где‐то…