Работникам станции пришлось объяснять прапорщику, что они уже там были и им сказали ехать сюда, мотивируя это тем, что пропуска их здесь. Однако прапорщик отказывался пропускать работников станции ввиду отсутствия какого-либо подтверждающего документа. Пока разыскивали начальника караула, в салон «дежурки» зашёл человек в штатском. Это был мужчина лет сорока. Брюнет, с короткой (под военного) стрижкой. Роста он был чуть выше среднего, с нахмуренным, хорошо загоревшим лицом. Не представившись, он охватил серьёзным взглядом всех пассажиров и, выдержав небольшую паузу, басистым голосом сказал:
– Товарищи! На 4-м энергоблоке произошла авария; очаги пожара локализованы, но остаётся серьёзная радиационная обстановка. Исходя из этого, советую всем сохранять спокойствие и, по возможности, соблюдать меры безопасности. После выяснения всех вопросов с пропусками, вас довезут до штаба гражданской обороны, где вы получите дальнейшие указания. Кроме того, прошу вас воздерживаться от какой-либо паники и лишних разговоров.
После короткого инструктажа, неизвестный мужчина вышел из автобуса. С появлением начальника караула прапорщик открыл ворота, и автобус медленно проехал на территорию станции.
«Вот какое учение меня ожидает, – подумал Егор, всматриваясь через окно автобуса в груду развалин 4-го энергоблока. – Такое зрелище вряд ли можно было увидеть даже в самом страшном сне. Что же произошло: диверсия, землетрясение или что-то ещё?»
Мысли путались в его голове и не давали сосредоточиться. Страх и неверие в происходящее отнимали разум, не давая возможности распоряжаться своим телом. Но ещё больший страх был впереди, там, за окном автобуса, в которое он всматривался, где шли невидимые, скрытые, неуправляемые процессы высвобождения большого количества тепловой и лучистой энергии. Егор понимал, что уже через минуту ему предстоит бороться с невидимым злом, злом, которое «выпустили» на свободу. И нет ничего того, что могло бы оградить и спасти его в этот момент. Всё пристальнее всматриваясь в архитектуру станции, он впервые её не узнавал. Потому что атомная станция всегда определялась для него (да и для других) тем фактором, что трубы стоят, но из них ничего не идёт. Поскольку они предназначены для вытяжки воздуха, из которого тянется только криптон-85, и ничего больше, а кругом идеальная чистота. А тут вдруг он видит малиновое зарево в полнеба и то, как из развала поднимается лёгкий, едва заметный то ли пар, то ли дым. Хорошо были видны обнажившиеся блестящие стояки ПВК (пароводяные коммуникации – трубы, по которым вода выходит из реактора). Были видны жёлтые ГЦН (двигатели главных циркуляционных насосов, качающих воду через реактор), так как стен, за которыми они стояли, уже не было, они были разрушены. Один из двигателей, как ему показалось, немного наклонился. Барабаны-сепараторы (ёмкости для охлаждающей воды реактора) также оказались видны. Было очевидным, что коммуникации сильно повреждены.
«Реактор тоже наверняка повреждён, – подумал он, глядя вдаль, – но, видимо, не разрушен и в него подаётся вода», – заключил он с какой-то надеждой.
Было очевидным для него и другое обстоятельство, то, что в результате аварии произошёл выброс в окружающую среду радиоактивных веществ, в том числе изотопов урана, плутония, йода-131, цезия-134, цезия-137, стронция-90. А это значило, что произошёл полномасштабный ядерный взрыв.
