В доме было два этажа. На втором располагались спальни, на первом – кухня. К кухне примыкала столовая. Аккуратная деревянная лестница вела в коридор, который служил и прихожей, а из коридора уже можно было попасть на кухню.
В столовой по центру стоял огромный, уже накрытый стол. Вокруг него сидели служители. Я с облегчением увидел, что хоть там и были общие горшки и супницы, каждому полагалась отдельная глубокая деревянная миска.
Едва я сел на свободное место, Зденька схватила мою тарелку и, помахав ею перед моим носом, объявила название. Я послушно повторил. Севшая рядом Годана взяла половник.
– Щи! – гордо назвала она коронное русское блюдо и навалила мне столько, что у меня чуть глаза на лоб не полезли.
Тарелка со стуком встала передо мной.
– Кушай!
Я сначала внимательно рассмотрел еду. Щи были сварены из курицы, зеленых листьев и какого-то странного овоща, который старательно маскировался под желтую картошку. Из привычных составляющих я выловил морковку и лук. На вкус оказалось весьма приятно. Почему-то вспомнилась русская бабушка, к которой отец возил меня на каникулы. Знакомство с ней выдалось недолгим – она умерла через три года после нашего переезда из Кореи. Я заработал ложкой, опознав в зеленых листьях крапиву. Жалко только, всё было разварено до такой степени, что разваливалось на языке. И остро не хватало чесночка и сметанки. Служители довольно крякнули при виде такого аппетита.
– Я так понимаю, девочка чистая, – сказал курчавый.
– Чистая, – кивнула Годана. – Даже родинок почти нет. Худющая – жуть! Одни жилы да мослы. Поздно созревать начала, впрочем, с такими-то приключениями неудивительно. Я бы дала ей лет восемнадцать.
Я чуть не поперхнулся. Какой, оказывается, замечательный у меня был уход за собой! В тридцать лет выглядеть как восемнадцатилетняя девушка с задержкой в развитии не всякому дано. А мама всё нос воротила от моей косметической фирмы. Как выяснилось, зря. Отличные у них скрабы, маски и кремы! Замечательные!
– Как самочувствие Дана Втораковича, Илья? – спросила Зденька курчавого. – Не пошла его болезнь на убыль?
Оказавшийся Ильей мужчина степенно огладил бороду.
– Я тишком слуг расспросил, и те говорят, что ему становится хуже. Но к их словам следует относиться с осторожностью: они часто преувеличивают. Вот вернется Арант Асеневич – и узнаем точно. Дан Вторакович почти месяц как на земле живет. Равновесие его уже должно было прийти в порядок.
– Говорили ему, что долго в море плавать нельзя, – укоризненно проворчал кто-то в дальнем углу стола. – Что вдоль берега ходить надо. А ему всё неймется. Неведомые страны ему подавай! Земли диковинные! Вы мне хлеба лучше подайте!
– Вот уж точно, – поддакнула Годана, протянув требуемое. – Многие мореходы мнят себя крепкими и непоколебимыми. Нет в них понятия, что морю и ветру любая человеческая воля, как нам – муха. Предупреждай не предупреждай, а пока самих не клюнет – не прислушаются к мудрецам Порядка. Вот и Дан Вторакович из той же породы…
– Придержите язык, – раздался строгий голос Аранта от двери.
Он прошел к столу, позволил наполнить щами миску, взял ложку и хлеб. Служители замолчали, внимательно наблюдая за ним. Мудрец ел сосредоточенно и молча, глядя куда-то в стол. Между его бровями залегла хмурая морщинка – свидетельство крайней озабоченности владельца. Всем стало ясно, что слуги не преувеличивали.
