– Ты никогда не говорил со мной о ребёнке.
– Дорогая, но ты ведь тоже избегала этой темы, я полагал, что ты смирилась, и не касался этого вопроса.
– Костя, я говорю с тобой о детях, а ты отвечаешь так, словно обсуждаешь повестку дня очередного совещания.
– Наденька, я не понимаю твоей претензии. И к чему этот разговор? Тысячи семей живут без детей, и это обстоятельство ничуть не мешает им жить в довольствии. К тому же я уже не молод, да и ты, извини, не хочу тебя обидеть, но не в том возрасте, когда обзаводятся первенцем. У нас устоявшийся быт, устоявшиеся привычки, и вдруг все придется менять, – Слуцкий посмотрел на жену и осекся. – Но если ты хочешь родить… Просто после… – Константин Аркадьевич замолчал, стараясь подобрать правильные слова, чтобы еще больше не расстроить жену, – той беременности…
– Не напоминай мне об этом! – почти прокричала Надюша, поднялась и снова подошла к окну.
Детей во дворе почти не осталось, только девочки укладывали своих кукол, очевидно, собирались домой.
– Надюша, я не узнаю тебя, – Константин Аркадьевич не знал, как ему быть: рассердиться в ответ на упреки жены или попытаться оправдаться перед ней. – Мы действительно никогда не поднимали эту тему, но это не значит, что я против детей. Пожалуйста, роди, у нас для этого созданы все условия.
– У нас – это где? У нас с тобой в семье или в стране? – вернувшись на диван, съязвила Надюша.
Ей вдруг захотелось задеть этого невозмутимого человека, что сидел напротив, смутить, заставить мучиться от мысли, что жизнь проходит, все в ней гладко и устроено, но нет ответа на один маленький вопросик, который не дает ей покоя после разговора с Клавдией: ради кого все это? Родители Надюши тянулись изо всех сил, строили, покупали, приумножали – все ради дочери. А ради кого она обустраивает эту роскошную квартиру? Ради кого эти ковры, немецкая мебель, чешский хрусталь, книги, картины и прочие атрибуты успеха и достатка?
– Я не намерен разговаривать с тобой в таком тоне, – Константин Аркадьевич решил наконец, что пришло время обидеться на выходку жены, – успокоишься, тогда поговорим.
Он поднялся и ушел на кухню. Через минуту послышались звуки посуды, муж накрывал стол к ужину.
«А вправду, чего я взъерепенилась на него, – подумала Надюша, – а главное – из-за чего, он ведь и вправду не запрещал мне рожать».
Она пошла на кухню вслед за Константином Аркадьевичем. Это была ее первая размолвка с мужем, и, не зная, как поступить дальше, она решила сделать вид, что ничего не произошло. Константин Аркадьевич хоть и был человеком неконфликтным, но поступок жены сильно задел его чувства, он считал ее упреки несправедливыми. Накрывая стол на двоих, Слуцкий делал это скорее, чтобы успокоить себя, нежели для примирения с Надюшей, но, увидев внешне спокойную жену, которая вошла на кухню и села ужинать, словно ни в чем не бывало, подумал, что конфликт был каким-то недоразумением.
– Знаешь, о чем я подумала? – произнесла Надюша, отодвигая пустую тарелку.
– Что я приготовил отличный ужин? – Константин Аркадьевич внутренне напрягся, опасаясь продолжения ссоры и заранее стараясь перевести разговор в полушутливый тон.
– Ужин действительно вкусный, спасибо, но я про другое.
Мирный голос жены немного успокоил Слуцкого, однако его не покидала какая-то смутная тревога:
– Про что, другое?
– Мы с тобой столько лет вместе, но настоящей семьи у нас нет.
