Прослезилось небо над моей тоской,
Мысли, друг мой милый, лишь тобой полны.
Хрупкий свод небесный трогая рукой,
Созерцаю с грустью бледный диск луны.
«Вновь грустишь, подруга?» – плеч моих касаясь,
Тихо молвил гений в молчаливой мгле.
Стынет искр дорожка, в кронах лип купаясь.
Это всё, что держит дух мой на земле.
«Как я рада, гений, что мы снова вместе
Под теней угрюмых сумрачной рекой».
Диск луны, нахмурясь на небес насесте,
Наполняет душу смертною тоской.
«Ты и я навеки. Не для нас разлука.
Равнозначен смерти расставанья час,
Ведь змее подобно сердце жалит скука,
Твой рисуя образ в профиль и анфас».
«Друг мой ненаглядный, это ли не чудо,
Что мы снова вместе, что мы вновь вдвоём,
Что луны унылой треснутое блюдо
Освещает неба мутный водоём?»
«В самом деле, чудо». – «Чудо нашей встречи
Я храню, как сказку, в трепетной груди
В миг, когда приходит одинокий вечер,
Акварелью капель красят сад дожди».
«Где же твой любимый? Отчего скучаешь
Ты одна, как прежде, стоя у окна?»
«Ты смеёшься, гений?! Разве ты не знаешь?
Спит давно. Пленяет лишь меня весна».
«Вот как? Спит? Ну что же, это его дело…
Мы опять с тобою можем поболтать.
Так о чём, мой ангел, ты б ещё хотела
В этот дивный вечер от меня узнать?»
«В прошлый раз, ты помнишь, говорили, гений…»
«О Твардовском? Как же, помню как сейчас!
Ты главой касалась облачных ступеней,
Слушая в волненье горестный рассказ».
«Был рассказ тот прерван, друг мой, к сожаленью.
Ты его закончишь?» – «Возражений нет».
«Так за что он предан грешному мученью?»
«Вижу, ждёшь в раздумье на вопрос ответ.
Так и быть, отвечу я тебе, родная.
Жаждя злата, продал душу Сатане
Сей вельможа польский, жалобно стеная,
В Рим, сказал, отправлюсь, там придёшь ко мне.
Но едва в контракте расписался кровью,
Изменил решенье он поехать в Рим,
Молвил: «Жаль мне, дьявол, только к изголовью
Трупа не придёшь ты. Словно херувим,
Буду я бессмертен. Так решил и точка.
Глупый чёрт, бессилен ты передо мной»».
«Да уж, непростая выдалась им ночка!
Значит, одержал он верх над Сатаной?»
«Как сказать?! Частично. Чёрт себя в обиду,
Каждый смертный знает, никогда не даст.
