Мысли мои были далеко от Москвы и несостоявшейся Великобритании. Проблема отъезда отпала сама собой и больше не мучила меня. Я вновь была свободным человеком в своей привычной, хоть и неустроенной среде. – «Заграница нам поможет» – посмеялась я над словами Остапа Бендера, а заодно и над собой.
Все пассажиры спали, и я им завидовала, потому что не могла спать сидя. О, как я не люблю сидячие места в долгой дороге, но у них есть одно достоинство – они дешёвые. В тёмное окно врезались лучи света от проносящихся мимо станций. Под мерный стук колёс хорошо думалось и по привычке, которая появилась у меня в последнее время, я снова ушла мыслями в прошлое.
Я отрабатывала последний год по направлению и мечтала все изменить. Но как? Мне 24 года и я не люблю свою профессию. Я не знала, что любимая работа – редкая роскошь, особенно для женщины. Далее – никакой личной жизни и ужасное одиночество. Я научилась жить сама с собой, книги по-прежнему были моими лучшими друзьями. Восемь лет самого цветущего возраста я высушила ненужной мне наукой и делала то, что не хотела. Во имя чего? И что для меня главное в жизни?
Я вспомнила, как услышала новость от тёти Киры, и как больно она меня ударила.
– Светочка, Вадим женился.
Что же в этом удивительного? Он ведь не монах. Внутри меня установилась тишина, которой нет названия, и только зеркало узнало мою боль и безотрадность.
Я стала вспоминать все мелочи, слова и подробности, чтобы составить картину происшедшего и хоть что-нибудь понять.
Надька не раз говорила о той, с которой Вадим якобы по временам встречался, но настолько пренебрежительно, что я не придавала этому значения.
– Зачем ты связался со старой бабой? – рассказывала она со слов его друзей. Как она раскапывала все это?
«Баба» была старше всего на четыре года. Я видела её три раза мельком – первый раз у танцплощадки, куда меня притащила Надька, чтобы показать её, и второй, когда мы с Иркой прогуливались по городу. Вадим шёл с ней под ручку нам навстречу. Мы все друг другу едва кивнули, а Ирка прошептала:
– Какой ужас!
Девушка была худой и щуплой, что ещё больше подчёркивалось сильно облегающим её платьем из розового кримплена. Тёмные волосы были высоко взбиты в виде львиной головы. На наш вкус это было слишком претенциозно. Она была далеко не красавицей, грубоватой, но странным образом, я и эта девушка были чем-то похожи, одного типа внешности.
В третий раз я видела их вдвоём уже глубокой осенью на вокзале. Мама провожала меня в Минск, и я показала ей Вадима, о котором она только слышала от тёти Киры, но никогда не видела.
– Да, он настоящий, в смысле видный, парень, а она?!… – только и сказала она.
Я знала, что мать Вадима строга и осуждает девушек, которые вешаются на шею парням. Однажды она спросила тётю Киру:
– Говорят, у вас есть племянница?
– Есть и живёт у меня.
– Вадим так удивил меня вчера, говорит за ужином, – Мама, мне, наверное, нужно жениться, чтобы не свихнуться. – Надо же! Прямо насмешил. А вообще, у него хороший характер, им легко руководить.
Я думала, что бы это могло значить. В сердце вспыхивала робкая надежда, но, по какому-то заговору судьбы, мы были недосягаемы один другому.
После его женитьбы тётя Кира периодически заводила о нем речь, не зная, какую рану наносит мне каждый раз.
– У Вадима родилась дочь, а он не поехал даже в роддом за ребёнком, забирал его отец. Но они приличная семья, и не могли допустить, чтобы девочка росла сиротой.
