Наказание для продюсера - страница 31



- Нет. Что вы? – театрально удивляюсь. – Никаких иных мыслей у меня нет.

Для достоверности еще и улыбаюсь, как самый честный в мире человек, не знающий, что такое ложь, притворство и игра.

- Ну-ну… – произносит он, вынимая пальцы из моей ладони, после чего слегка отстраняется. - Давай анкету заполнять!

- Вместе?

- Ну, да! При мне, а то ты снова потеряешь ее. Скажу даже больше, я сам ее заполню с твоих слов.

- Правда? Так даже лучше, – встаю с кровати и направившись к шкафу достаю оттуда косметичку с нужными мне принадлежностями. – Я как раз хотела обновить маникюр.

- Ты же спала?

- Ну да! Спала и думала, что нужно маникюр обновить.

- Ну-ну… Приступим, – произносит он и зачитывает первый вопрос анкеты.

17. Глава 16

Ксюша

Целых два часа я повторно отвечала на вопросы анкеты, а Златогорский комментировал каждый мой ответ. Он даже умудрился подшутить над моим любимым красным цветом. Я в долгу не осталась и максимально долго красила ногти, стирала и опять красила, видя, как он морщится от противного запаха. Только он быстро привык к этому и пришлось искать следующий раздражающий факт в виде хрустения сухариками. Специально делала это максимально громко и противно. Продюсер кривился, но не возникал, напуганный перспективой быть вышвырнутым из номера.

- Вам идет, – замечаю словно между прочим, бросая в рот сухарик.

- Извини, что?

- Синяк вам идет, говорю. Шрамы украшают мужчину, не знали?

- Представь себе, - ухмыляется он в ответ.

- Болит?

- Только когда дотрагиваюсь, - отвечает продюсер и рукой касается синяка.

- У меня мазь есть хорошая! – говорю ему и, поднявшись, иду к чемодану, чтобы достать оттуда тюбик мази, что делает мой двоюродный дедушка, хирург по образованию.

Мазь и правда хорошая и такую ни в одной аптеке не найдешь. Я ни один раз говорила деду, чтобы собственное производство открыл, а он все отнекивается. Мол, старый и пусть дети этим занимаются, а ему некогда.

- Мази тут не помогут, – уверяет Златогорский, с сомнением глядя на баночку в моей руке.

- Эта поможет, - возражаю я, открывая посуду с вонючей, но действенной субстанцией. – Давайте, помажем?

- Может, ты знаешь, как скрыть это безобразие? Не хочу, чтобы до… журналисты увидели. Тональным кремом замазать…

- У меня нет тоналки.

- Как нет? – спрашивает он и смотрит на меня, как на инопланетянку.

- Я почти не использую косметику. Могу вам только тушью ресницы накрасить потом. Надо?

- Рокси, - он улыбается. Улыбается впервые с того времени, как мы знакомы. – Тушь не надо.

- А мазь надо? Поможет же!

Пусть помнит потом доброту мою! Упрямый осел! Сижу и уговариваю его, как будто это мне синяк поставили. Вот бы, как мама посмотреть на него, и он в миг шелковый – это только она умеет так.

- Хорошо, - соглашается он после минуты обдумывания.

- Ну и отлично, - не скрываю того, что довольна его положительным ответом, попутно думая о том, что продюсер снова странно ведет себя. Заикается, витает в облаках… Неужели мои голые ноги так на него подействовали? От этих мыслей по телу быстро пробегают мурашки, пуская огонь по позвоночнику.

Потянувшись к столику, беру в руки пачку влажных салфеток. Аккуратно протерев синевато-темную область кожи на скуле, покрытую очень тонким слоем явно какой-то мази, но точно не тоналки, погружаю палец в мазь. Следующие несколько минут проходят в тишине, пока я стараюсь максимально осторожно обработать его синяк, чтобы не причинить боли. Получается плохо, потому что Владислав изредка вздрагивает, но мужественно терпит мою неуклюжесть.