– Постойте… – вдруг вспомнил Самсонов, с интересом присматривавшийся к офицеру, – уж не тот ли вы поручик Голицын, который в тысяча девятьсот тринадцатом году, во время маневров в Галиции, проник к пограничной полосе между Россией и Австро-Венгерской империей и, несмотря на протесты австрийского часового, зачеркнул на пограничном столбе слово «Австрия» и написал «Россия»?
– Так точно, я! – молодцевато ответил поручик. – Это было, ваше превосходительство, пари. За этот поступок я честно отсидел на гауптвахте.
– А не тот ли вы поручик Голицын, который в прошлогодние автомобильные гонки в Петербурге выиграл первый приз? – продолжил «опрос» Орановский.
– Так точно, ваше превосходительство, я.
– Это какую же скорость вам удалось достигнуть в мае тринадцатого?
– Двести один километр в час, – скромно ответил поручик. – Четырехцилиндровый двигатель, мощностью двести литров.
– Невероятно, господа! Двести один! – покачал головой командующий. – Разве мы могли еще недавно представить себе такое, а?
– Да уж. Одно слово – технический прогресс. Повсюду он – и в мирной жизни, и на войне, – согласился Орановский.
Жилинский, просматривая свежие газеты, заметно помрачнел.
– Две недели назад барон Корф геройски погиб… С небольшим отрядом отправился на захват вражеской батареи, никто не вернулся. Попали под обстрел. Его обезображенное тело потом отыскали, – задумчиво сказал командующий, читая списки погибших, пленных и пропавших без вести офицеров, которые печатали тогдашние газеты. – Вы, кажется, его хорошо знали, поручик?
– С не очень хорошей стороны… – замялся Голицын. – Впрочем, ваше превосходительство, о покойных – или хорошо, или никак. Сложил голову за Россию. Светлая ему память.
– Похоронен здесь, неподалеку… – говорил Жилинский. – В родовом имении, как и завещал. Оно и понятно: на родной земле, как говорится, и лежать легче.
– Позвольте взглянуть и нам, Яков Григорьевич, – обратился Орановский к командующему.
– Да-да, конечно, берите, господа, – подвинул Жилинский в центр стола стопку газет.
– Вот, кстати, интересный случай, – сказал Самсонов, найдя что-то в газете.
– И что же там, Александр Васильевич?
– Да вот небольшой очерк о некоем юном прапорщике, первым ворвавшемся во вражескую траншею, – Самсонов сделал паузу и процитировал: «…показывая пример доблести нижним чинам, прапорщик Сеченов увлек солдат за собой в атаку и первым ворвался во вражескую траншею. Несмотря на то что вражеские позиции на этом участке фронта были весьма укреплены, рота молодецким ударом смяла и опрокинула противника, бежавшего врассыпную. В ходе этого удара убито и пленено много солдат противника, захвачены вражеские трофеи».
– Вот вам, господа, пример того, как молодежь ничем не уступает своим предкам в храбрости и находчивости. Та самая молодежь, на которую сегодня так много валят всего, – сказал Самсонов, складывая газету.
– Во все времена люди одинаковы… – буркнул Ренненкампф. – Я вообще никогда не видел особого смысла разделять молодежь и старшее поколение. Все мы были молодыми…
– Я, конечно, прошу прощения, господа, что возвращаю вас от примеров высокого подвига к вещам более прозаическим и приземленным, – произнес командующий. – Однако хотелось бы поговорить о танках. Ведь если мы не помешаем противнику, то и геройством делу не поможешь.
– Да-да, действительно, вернемся к нашей теме.
Поручик, коему позволено было присутствовать при обсуждении «танкового вопроса», очень заинтересовался горячей темой. О танке, кстати, он уже был наслышан.
