Нам больше нравится ночь - страница 9

Навстречу из тёмного и низкого, но очень широкого, как бы расползшегося коридора без окон приближалась высокая стройная фигура, затянутая посреди, как оса. Похожее на корону сооружение на голове делало фигуру непомерно высокой для коридорных габаритов.

Девочки почтительно остановились, с ужасом считая про себя секунды, оставшиеся до звонка.

Высокая фигура встала столбом, окрасившись светом в тёмно-серые неживые тона. Это была красавица завуч, грозная и величественная старуха с великолепной бальной фигурой и лицом, тонким чертам которого признаки дряхлости придали вид полуфантастического существа, вроде Богини Ночного Неба, которая смотрела с потолка в рекреации младшего этажа.

Она работала в этой школе с момента её основания, но где её отыскала смирная Софья Штокфиш, вот вопрос. В городе говорили, что она была фрейлиной при царице в те баснословно далёкие времена, когда нынешний портрет ещё учился в своём училище и готовился к рукоположению. Случился некий скандал и случился у прелестных (хоть и немалого размера) ног фрейлины. Фрейлина сделалась учительницей, а скандал, застегнув все пуговички мундира, отправился искать смерть на бранном поле.

Выпуклые сизые глаза в упор уставились на девочек – каждой показалось, что завуч смотрит только на неё. Нюта затрепыхалась, толкаясь плечиком в пенящемся кружевном воротнике, в крепкое плечо Киры.

– Здравствуйте, Анна Станиславовна. – Громко и с достоинством произнесла Кира.

Довольно громко и почти с достоинством.

– Доброе утро, Анна Станиславовна. – Негромко и, лишь чуть побледнев под рыжим нимбом, молвила Лиля.

Нюта, похоже, прикусила язык. Лиля наступила ей не без наслаждения на кончик венской туфли.

Подскочив, девочка невнятно проговорила:

– Здр… аствуй… те, А-а… Стнсл…

Больше она к вербальной сигнализации прибегать не собиралась.

– Приветствую вас. – Прогремел низкий голос.

Он был по-юношески свеж и надменен, и только запрятанные клокочущие отзвуки свидетельствовали о глубокой дряхлости этого создания, непостижимого для шестнадцатилетних девочек.

Она наклонила голову в венце натуральных чёрных, как крыло ворона, волос – казалось, на голове у неё и сидит эта птица, но увеличенная во много раз.

Кира подтолкнула Нюту, и девочки, склонив головы в подражание или из почтения, прошли мимо к своей двери, которая, к счастью, ещё была приоткрыта.

Кира уже перевела дыхание, когда голос прогремел снова:

– Девочка, вы потеряли свой гребешок?

Кира, решив, что обратились к ней, с неистовым гневом обернулась – она и сама не поняла, почему вместо страха испытала гнев. Нет, не гнев. Ярость. Сильно раздувая ноздри широковатого прямого носа, она послала горгоне ледяной взгляд. Но смелость истратилась зазря. Чудовище она вовсе не интересовала. Она удивлённо оглянулась. Анна Станиславовна смотрела на Нюту.

Взгляд был ощутим, как палец с выпуклым острым ногтем, коснувшийся шеи над воротом.

Белянка так перепугалась, что пошатнулась на венских каблучках и, отступив, вжалась спиной в стену. Серебряные прелестные пряди, не прихваченные в тонкие косички, теперь окружали совершенно белое лицо. Рот Нюты приоткрылся.

Гнев Киры мигом прошёл. Его сменила резкая жалость и что-то вроде болезненного злорадства – сколько она предупреждала Нютку, что эти её лохмушки до добра не доведут. Устыдившись себя, Кира шагнула вперед, желая отвлечь глыбу льда на себя. Но завуч на неё и не взглянула.