– Мальчика, – женщина гордо погладила живот. – Евгения.
– М–м. Красивое имя.
– А вы, Лена, на море одна летите?
Лину коробило, что эта большая женщина коверкала ее имя, причем ей показалось, что намеренно, но она в ответ мило улыбнулась:
– Нет, я лечу со своим мужчиной.
– Ух ты! А где он? Познакомите?
Так вот же он, рядом стоит, знакомьтесь, – Лина посмотрела на Павла, тот отвернулся, сделал вид, что женские разговоры его утомили.
– Немного задерживается, – ответила она Ксении.
В этот момент где–то над головой женский голос начал объявлять посадку на самолет. Вся троица замерла, слушая направление. Это был их рейс – в Адлер. Пора было идти на регистрацию.
Лина дослушала объявление, опустила взгляд на Гриневича, в глубине ее зеленых глаз он видел вопрос, но ответить не мог.
Вот если бы прямо сейчас объявили посадку на самолет до Новосибирска, другое дело. Он бы попрощался с женой и детьми, отправил бы их домой, а сам спокойно полетел не на север, а на юг.
– Леночка, это ваш рейс объявили только что? Вам пора.
– Да… – Лина снова кинула короткий взгляд на любовника.
Павел вспомнил, что рядом бегают его дети, надо срочно уделить им внимание. Догнал сына, начал что–то ему выговаривать, напутствовать.
– Счастливо вам отдохнуть на море. С вашим мужчиной, – Ксения выразительно намекала, что Лине не просто пора, а стоит поторопиться.
– Аха…
Огородникова сделала шаг назад, запнулась о свой чемодан, едва не подвернула ногу.
– Ой!
– Ой… – вместе с ней ойкнула Ксения.
Жена Гриневича распахнула глаза, вытаращилась на мужа.
– Ой–ой–ой…
– Ой… – Ксения распахнула глаза, вытаращилась на мужа. – Ой–ой–ой…
– Что? Что такое? – мгновенно среагировал тот, подскочил к жене.
– Павлуша… кажется началось… – она опустила голову вниз, вместе с ней туда посмотрели Павлуша и Лина. По ногам женщины стекала странного цвета жидкость.
– Сейчас?! – растерялся глава семейства. – Но ведь еще рано. Ты говорила, у нас есть еще две недели…
– Мало ли что я говорила! – вскрикнула от новой волны боли его половинка. – Делай уже что–нибудь, я рожаю! А–а–а! – завыла сиреной.
В это время начали объявлять посадку на следующий рейс, народ потихоньку двинулся к указанной стойке, а в этом уголку суетился Павел, собирая своих раздурившихся детей – двух девочек–близняшек и мальчика, попутно прижимая к уху телефон и вызывая скорую. Его белая, как мел, жена шумно дышала, опираясь ладонями о стену.
Лина в ступоре стояла неподалеку, не понимая, что происходит. И почему ее Павлуша не идет к стойке регистрации, а ведет себя так, будто рожает он, а не Ксения. Он где–то нашел бутылку минералки, пил сам, обливал свою плешивую голову, тер мокрой рукой шею. И ходил, ходил, ходил вокруг жены, в то время как она корчилась от боли.
Павел только раз обернулся на любовницу, встретился с ней взглядом. В его зрачках плескались безумие и страх.
Брови Лины с претензией дернулись вверх, Павлик махнул рукой, типа не до нее сейчас, и забыл о девушке тотчас.
Скорая приехала быстро, и все многочисленное семейство Павла вместе с ним самим уехало рожать.
Лина в растерянности стояла, не зная, что ей делать, пока не объявили, что посадка на ее рейс заканчивается.
Тут она пришла в себя, встрепенулась, оглянулась, рванула к стойке. Ведь билет на самолет у нее с собой, отель забронирован, а Павлик…
Если он ее любит – прилетит другим рейсом.
Если нет…
