Поначалу две бывшие однокашницы, дружившие с Верой, то и дело забегали ее навестить, принося на хвосте свежие школьные сплетни. Но со временем эти визиты становились все реже, а потом и вовсе прекратились. Девочки поняли: Вера ушла навсегда. Единственным средством общения со сверстниками для нее остались социальные сети, но «зависать» приходилось украдкой, втайне от родителей. Они боялись, что у дочери разовьется интернет-зависимость. Как смешно теперь было вспоминать об этом…
Нерешительные попытки хотя бы время от времени выводить Веру на свежий воздух постепенно сошли на нет. Ни ее нервы, ни нервы родителей не выдерживали такого напряжения. Панические атаки начинались уже в нескольких десятках метров от подъезда. Вера задыхалась, садилась прямо на тротуар и затыкала уши, иногда непроизвольно начинала кричать или вовсе теряла сознание.
Когда Вере исполнилось пятнадцать, врачи наконец решились озвучить диагноз. Вырвавшись раз, он пошел кочевать из кабинета в кабинет, звучал все увереннее и четче. Неумолимее. Прогрессирующая агорафобия.
– …Самая обычная, вполне благополучная семья. За что нам такое, скажите, доктор?..
– Пожалуйста, успокойтесь. Может, водички еще?
Верина мама отрицательно покачала головой и опустила взгляд на свои плотно сжатые колени.
– Вы должны понимать, ваш случай не исключительный. В последние годы наметился значительный рост нервных расстройств среди подростков. Каждый четвертый уже нуждается в коррекционной психотерапии. Геймерство, социофобия, немотивированная агрессия, аутизм… Как на дрожжах растут. И в результате – бум суицидников. Медиа хоть об этом и помалкивают, но…
Врач снял очки и не спеша, со всей солидностью высококлассного специалиста, протер толстенные линзы уголком своего белоснежного халата.
– Агорафобия, кстати говоря, за последние десять лет очень помолодела. В классической психиатрии этот диагноз принято ставить обычно не раньше 20-25 лет, но на практике я все чаще вижу, что от нее стали страдать подростки. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать… Боязнь открытого пространства и мест скопления людей, бессознательный страх находиться вне дома, судороги, удушье, немотивированный страх смерти… Картина безрадостная.
– И чем же вы это объясняете?..
– Да… сложно сказать. В общественной атмосфере что-то… не то. Нехорошее. Все эти технологии новые вредят очень. Впрочем, все есть яд и все есть лекарство. В вашем случае как раз технологии могут помочь.
Верина мама подняла взгляд и насторожилась. В глазах проснулась надежда:
– Что вы имеете в виду?..
Решено было испробовать еще один метод коррекционной терапии, на этот раз при помощи высоких технологий. Смысл в том, пояснил врач, чтобы постепенно, в формате игры вводить пациентку в стрессовые ситуации и таким образом шаг за шагом вырабатывать к ним «иммунитет».
На все, что давало хоть какую-то надежду, родители Веры не жалели денег. В кратчайшие сроки для нее были приобретены очки виртуальной реальности и сенсорный симулятор перемещения в пространстве, внешне напоминавший беговую дорожку, но при этом чутко реагировавший на каждое движение пользователя. Дорожка останавливалась, поворачивалась, меняла направление и скорость в зависимости от желания и естественных реакций того, кто на ней находился, и это позволяло, не сходя с места, полноценно ощутить себя в динамике. Сам же процесс лечения сводился к тому, что под наблюдением медсестры Вера надевала очки, подключалась к аппарату и оказывалась внутри трехмерной модели набитого людьми супермаркета. Ее задачей было ходить по торговому залу, складывать виртуальные покупки в корзину, стоять в очередях. Достижением цели испытания должен был стать выход за пределы супермаркета в 3D-локацию, имитирующую уличное движение.
