Наполовину друг - страница 17



– Чицу чем прибил? Или она от ужаса, когда тебя увидела?

– Камнем… Из пращи. У неё кольцо на лапе, там семёрка инквизиторская.

– Из пращи – лёжа?! Да ты просто зверь, парень… Это вообще возможно, замаха же нет?

– Как видишь.

Наёмник ничего не ответил, сунул только флягу, а сам забрал летучую ящерицу для осмотра. Вран отвинтил оплавленную крышку и надолго припал к воде.

– Пей поменьше. Это нам до вечера, да и ссать лёжа – так себе затея. Хм… Да. Инквизицио секунди. Они, родимые. Вторая инквизиция, значит, и семёрка характерная. Они этих тварей и правда приручили, не врали мужики в отряде.

– Зачем?

– Ну я ж говорил: как собак. Летает эдакая дрянь, увидит кого, вернётся, посвистит на плече. Ей мяса кусочек, а хозяевам – информация. Доступно объяснил?

Не дожидаясь ответа, Санчо отшвырнул тело чицы подальше в траву.

– Флягу давай, водохлёб.

Он сам отпил совсем немного, прополоскал рот, проглотил. Потом решительно завинтил фляжку и отложил в сторону, прикрыв от палящего солнца краем рюкзака.

– Ждём вечера. Я и с той стороны холма глянул: не прорвусь один. Из тебя боец – как из говна пуля, да и оружия нет. Ты на ножах хоть умеешь драться?

– Нет…

– Младенца ответ! – передразнил его Санчо. Впрочем, беззлобно и с какой-то задумчивостью в голосе. Он жевал длинную травинку, поглядывая на караван. Там всё было спокойно. Один из коричневых ряс только отходил в сторону, свистел что-то довольно громко, вглядываясь в небо.

– Ящерку свою зовёт, – догадался Вран.

– Типа того. Но это он до-о-олго будет звать.

Солнце перевалило за полдень, жара стала звенящей, настоянной на запахе трав. От реки, до которой было не так уж и далеко, толку в смысле свежести никакого. Вода во фляжке, несмотря на суровый тон Санчо, убывала довольно стремительно. Вран бы сейчас с удовольствием искупался, но где там… Между ними и рекой было почти полтора десятка препятствий. Потных, злых, вооружённых.

– Слушай, – лениво спросил наёмник. – А ты чего вообще умеешь? Надо ж знать, что за юный падаван мне достался.

Словечко было незнакомое, но Вран догадался, что это нечто вроде ученика. Или его матерно обругали только что, а он и не понял. Тоже, конечно, вариант.

– Читать. Писать. Рыбу ловить. Охотиться – но без огнестрельного, у нас его и не было. В кожах разбираюсь, отец обучил. При воспоминании о погибшем кожевеннике Вран было загрустил, но Санчо не дал ему впасть в тоску.

– Ещё что?

– Со скотиной управляюсь, деревенский же. Плаваю хорошо. Могу лодку сделать, на вид некрасиво выйдет, но не потонет. Бабы меня любят…

– Это ты им рассказывай, мне не надо. С луком как?

– Ну… Так себе. Руки слабые. Мачеха говорила, наследственность у меня плохая. Мать-то была маленькая, худенькая. Ростом я ничего, а вот сил маловато.

– Это тебя в вольном отряде не гоняли, парень. Дело наживное. Так… Смотри, нам надо этих скотов перебить. Я над Антошкиным телом поклялся, что ни один не уйдёт, да и у тебя… Есть причины. Автомат есть. Почти два магазина патронов – есть. Нож даже имеет место. Но я, как боевая единица, против четырнадцати не сыграю. Их или отвлечь надо или разделить как-то. Слушай, а ты можешь бабку изобразить?

– Бабку?! – оторопел Вран. – Это как?

– Ну так: старая, горбатая, с палкой. Будем из тебя живца делать.

Санчо достал из рюкзака тонкую накидку. Вещь была хитрая – с лицевой стороны зелёная, в каких-то пятнах и разводах. Камуфляж, но странный какой-то. А с изнанки – тёмно-серая, будто выношенная годами холстина. И с капюшоном, который тоже выворачивался на оба цвета.