– Тима, Тима, ты чего? – причитала мать, снова легонько хватая мужика за руку: наверное, теперь своим идиотским движением она пыталась защитить его. Мужик тупо смотрел на нож, продолжая стоять, его мозг соображал медленно.
– Ты оглох? Дай мне пройти, – Тим коснулся кончиком ножа пуза, которое тут же дернулось, и мужик сделал шаг в сторону: дошло, наконец. Парень захлопнул за собой дверь и достал из шкафа пустой школьный рюкзак. Выдвижные ящики комода открывались не сразу: рука то цеплялась за ручку, то промахивалась. Тим пытался комком засовывать в сумку вещи – они рассыпались и валились мимо, заставляя терять время. Он больше не хотел оставаться ни секунды в этом доме, провонявшем сигаретами и безразличием. Парень чувствовал этот противный запах везде: в автобусе, в школе, во дворе; он словно повсюду тянулся за ним вонючим шлейфом.
На его пути больше никто не встал, никто не преградил путь из квартиры, никто больше ничего не сказал. Он слышал только всхлипывание матери из кухни и громкое сопение ее мужика, который не привык получать отпор в этом доме.
На улице было тепло, а хотелось, чтобы в лицо сейчас хлынул поток ледяного воздуха, чтобы прогнал эту жгучую, кипящую ненависть к матери и к самому себе. Трус. Сбежал, оставив этого ублюдка хозяйничать в их доме. Но возвращаться не было ни сил, ни желания.
Ночной двор оглушал тишиной: ни одного звука, ни прохожего – темная глухая пустота. Тим прошел несколько знакомых соседских дворов, похожих друг на друга, и сел на лавочку в одном из них. Посмотрел в темные глазницы окон пятиэтажки.
Вот бы сейчас оказаться за окном одной из множества спящих квартир. В любой. Вот в этой, наверное, живут папа, мама и два сына. Один чуть постарше, он читает братишке детские книжки перед сном, мама просит его приглядывать за ним, когда они вместе идут играть на площадку. А папа возит их на рыбалку. Мама утром испечет вкусные блины с вареньем. Или со сгущенкой. Папа, наверное, любит со сметаной, а мама просто попьет чай, потому что следит за фигурой. Мысли постепенно превращались в лишенные смысла сны, реальность переплелась с невнятными картинками. Затем все и вовсе погасло.
– Отстань! Я не трогал! Это не я! – послышался писк из-за спины.
Тим распахнул глаза и сощурился от яркого солнца. Вот так уснул. Он лежал на скамейке в глубине двора, заросшей кустами сирени. Протерев заспанные глаза, парень поднялся и повернулся на звук. На земле валялся рыжий щуплый Леха, а его со всей дури колотил ногами Альберт, немного вытянувшийся за последние годы, но все такой же пухлый и все такой же идиот. С другой стороны детской площадки к ним бежала через двор малявка. Ее белые как снег волосы развевались от встречного ветра, тонкие ножки с выпирающими коленками быстро перебирали по земле, короткие розовые шорты были велики и сползли, отвисли на заднице, мешая бежать во всю силу.
Тим двинулся в сторону потасовки. Девчонка бросилась в самое пекло, вклинилась между парнями и попыталась оттолкнуть Альберта. Тот без особых усилий швырнул ее в сторону, продолжая колотить Леху ногой. Малявка пролетела пару метров и распласталась на земле, наверное, содрала ладошки, которые подставила при падении. Разъяренная она, превозмогая боль, снова вскочила на ноги и уже хотела вновь ворваться в драку, но Тим опередил ее, подлетев к Альберту и схватив его за воротник на загривке. Оттащил от мальчишки, валявшегося на земле и закрывающегося руками.
