Напрасный труд - страница 17

После толкотни зала ожидания здесь было чинно, тихо и пустынно. Егоров выбрал место у окна, устроился поудобнее и стал не торопясь листать журнал. Подошел официант, похожий на пингвина, вежливо выслушал, кивнул согласно на ремарку Егорова "коньяк – вперед" и ушел выполнять.

"Объявляется посадка на рейс двадцать пять Домодедово- Хабаровск"– сказало радио. Егоров залпом допил коньяк, расплатился и пошел на посадку.

Сразу после возвращения из Москвы Егоров докладывал о результатах поездки начальнику главка. Тот не очень внимательно, постоянно отвлекаясь на телефонные звонки, выслушал его и сказал: – Ну, молодец! – Потом велел оставить трест на одного из заместителей, немедленно выехать на Биохимический, в Дальнереченск, поселиться там, без права появления в Хабаровске, возглавить всю работу и ежедневно докладывать. -Помогать тебе,-добавил он, -со всей полнотой ответственности будет мой заместитель, Анатолий Александрович Узлов.

Когда Егоров попытался убедить его, что одно его, Егорова, личное появление на стройке ничего серьезно изменить не может, что нужны самые решительные и срочные меры по укомплектованию стройки всем необходимым, и уже не на уровне его треста, а на уровне Главка, он, пресекая дальнейшие разговоры, отрезал:

– Вот вы там все это вместе с товарищем Узловым и решите.

Егорову стало совершенно ясно, что начальник главка уже знает, что в прикупе, и тоже все понял. – Точно как в "Коньке-Горбунке" сказано про Иванушку-дурачка: "Молодцом его назвал и "счастливый путь" сказал.

Он понял, что угодил в капкан, который рано или поздно захлопнется. Уже одно то, что начальник главка закрепил за стройкой Узлова, последнего в иерархии своих заместителей, открыло истинные намерения его самого относительно Биохимического.

Узлов, будучи заместителем по кадрам и быту, не мог помочь Егорову даже советом, тем более, что в этой ситуации он меньше всего в них нуждался. Нуждался же он в рабочих, технике, транспорте, материалах и конструкциях и еще во многом и многом, на чем стоит всякая большая стройка и в чем помощи ему оказывать никто не собирался.  Конечно, Узлов будет регулярно ездить на стройку, будет, недовольно бурча, ходить по заводу, таская за собой и его, Егорова, а на вопросы о хоть какой-нибудь помощи отвечать, как уже однажды в сходной ситуации было: "Работать надо, товарищ Егоров, а не попрошайничать. У меня, сам знаешь, в арсенале ничего, кроме авторучки и матерщины, нет. Понял?"

Сложность положения Егорова заключалась в том, что его обширных служебных обязанностей, связанных с трестом, с него никто не снимал, да и не мог снять, но зато его лишали возможности заниматься ими систематически и по своему усмотрению. Право же спросить с него за любой другой объект треста и вообще за всё, что делается в этом большом хозяйстве, в любой нужный кому-то момент у его начальников, партийных и советских органов сохранялось в полном объеме.

А на Биохимическом он оказывался в роли заложника, его как бы назначали в жертву, которая будет принесена в нужный момент. Конечно, это было не так уж и страшно, по крайней мере, прямо не пахло кровью или тюрьмой, но снятием с работы, исключением из партии, фактическим, хоть и негласным, запретом занимать руководящие должности, пахнуть очень даже могло. А ведь Егоров ничего другого делать не умел.

Егоров понимал, что отправка его самого в Дальнереченск, закрепление за стройкой Узлова, давали начальнику Главка, человеку тоже подневольному, пусть и на более высоком уровне, хоть и маленькую, но отдушину, хоть небольшую, но паузу. Это позволяло ему некоторое время на вопросы о принимаемых мерах по усилению строительства Биохимического отвечать: "Да меры мы принимаем. Отправили туда для руководства непосредственно на месте управляющего трестом. Причем, отправили без права выезда. Закрепили за стройкой ответственного от главка в ранге заместителя начальника. Принимаем и другие меры. Думаем, дело будет поправляться."