– Петушиное слово? – спросила я.
Нарцисс посмотрел на меня:
– Если боль становится слишком сильной или если предлагается что-то, чего раб делать не хочет, произносится заранее обговоренное слово. После этого господин должен остановиться.
– Но если ты связан, то ты не заставишь его остановиться.
Глаза Нарцисса смотрели куда-то вне мира, во что-то такое, чего я не понимала и не хотела понимать.
– Это и возможно только из-за доверия – и элемента неуверенности, Анита.
– Ты веришь, что он остановится, когда ты скажешь, но тебе нравится мысль, что он может и не остановиться, а продолжать, – объяснил Ричард.
Я уставилась на него, но успела увидеть кивок Нарцисса.
– Я только одна в этой комнате, кто не знает правила этой игры?
– Не забывай, Анита, – сказал Ричард, – я был девственником, когда попался в лапы Райны. Она была моей первой любовницей, а вкусы у нее были… экзотические.
Нарцисс засмеялся:
– Девственник в руках Райны – это страшная картина. Даже я не дал бы ей над собой работать, потому что это видно в ее глазах.
– Что видно? – спросила я.
– Что она не знает остановки.
Я чуть не оказалась звездой в одной из ее постельных постановок. Спасло меня только то, что я ее убила, так что я здесь была согласна.
– Райне больше нравилось, если ты этого не хочешь, – сказал Ричард. – Она была сексуальной садисткой, а не доминантом. Я далеко не сразу понял, какая между ними огромная разница.
Я вгляделась ему в лицо, но он был в безопасности за щитом, и прочесть его мысли я не могла. У них с Жан-Клодом было больше моего практики в постановке щитов. Но если откровенно, я не хотела знать, что скрывается за этим потерянным лицом. Вдруг до меня дошло, что я получила воспоминания Жан-Клода, но не Ричарда. Я даже не догадалась спросить, почему, но это потом, потом. Сейчас я только хотела оказаться за дверью этой комнаты.
– Пойдем отсюда.
Жан-Клод отодвинулся от нас и стоял без поддержки.
– Да, ночь кончается, а нам еще многое предстоит.
Я не глядела ни на него, ни на Ричарда. Я достаточно твердо пообещала, что, если до рассвета будет далеко, мы займемся сексом. Но теперь, поглядев на голую спину Ашера, увидев глаза Нарцисса, смотревшего на него со смешанным чувством обожания и ужаса, я не была уверена, что мне так уж этого хочется.
Наверху тянулся пустой белый коридор. Поверху обоев шел серебристый бордюр, по стенам – серебристые полосы – богато, но со вкусом. Как коридор какого-нибудь изысканного отеля. Я не знала, то ли это камуфляж, то ли Нарциссу так нравится. После черного техно-панка-зала внизу и спальни Нарцисса в стиле маркиза де Сада это было будто выйти из кошмара в сон мирный и спокойный.
А вот мы здесь смотрелись неуместно. Все в черном, с обнаженными участками кожи – слишком большими. Джемиль взбежал по лестнице на цыпочках, его мускулистый торс мелькал в переплетении кожаной черной шнуровки. Штаны облегали узкие бедра как вторая кожа, а я уже поняла, наблюдая, как раздевается Жан-Клод, что такой гладкой линии не получишь, если под штанами надеты трусы. Джемиль повернулся, его косички до пояса закрутились вокруг. Контраст темного – черная кожаная одежда, темно-коричневое тело под ней. В этом коридоре он двигался темной тенью.
Следующим шел Фауст. Это был новый вампир, которого я видела внизу. При лучшем освещении его волосы отливали темно-красным, как будто неправильный оттенок рыжего, но ему это шло. Кожаные штаны щеголяли большим количеством молний, чем нужно было, чтобы снять их или надеть, а черная рубашка застегивалась на молнию спереди. Она напоминала рубашку Ашера, если не считать цвета. Я не хотела думать, что там сейчас делает Ашер, продавший себя ради нас, и действительно ли он хотел быть с Нарциссом. Мне больше импонировала идея о самопожертвовании.
