Светозар знал, что воины-монахи были хорошо вооружены и на конях, поэтому могут быстро догнать его и вернуть в монастырь, а могут забить плетьми, чтобы другим неповадно было. Он пока не знал, куда пойдёт, сейчас ему надо было как можно дальше уйти от монастыря. В мокрых башмаках хлюпала вода. Он шёл, не разбирая дороги, ноги несли его сами через высокую траву, сквозь заросли кустарника. Он продолжал идти, пока, обессиленный, не упал на землю, ожидая приближения монахов, посланных в погоню за ним. Казалось, что он на минуточку прикрыл глаза, шум ветра становился тише, по мере того, как его слух утрачивал способность воспринимать звуки внешнего мира. Единственное, что он ещё слышал, было биение собственного сердца. У него ломило все тело. Он с отчаянием думал, что вообще не сможет сделать больше ни шагу, так болела каждая косточка, каждый мускул. С тех пор, как среди ночи ему удалось сбежать из монастыря, он без отдыха шёл быстрым шагом несколько часов, всматривался во тьму, стараясь разглядеть или услышать своих преследователей, но ничего подозрительного не обнаружил. Когда очнулся от дрёмы, в лесу в предрассветной мгле уже прорисовывались деревья и кое-где начинали посвистывать, ранние птички, пробуя голос.
Глава
II
Когда Светозар не появился на всенощной, келарь Зосима подошёл к Бажену и поинтересовался:
– Где твой ученик, Бажен?
– Животом мается, бедняга!
– Ну, хорошо, пусть поправляется.
Когда Светозар не пришёл и на утреннюю мессу, келарь пошёл к игумену Алексию. Постучав в дверь и получив разрешение войти, он, чуть приоткрыв дверь, сунул в щель нос и спросил:
– Можно войти?
– Ну, входи уже, Зосима! Что случилось?
– Батюшка Алексий, послушник Светозар не был на всенощной и не пришёл на утреннюю мессу. Старый Бажен, который прикреплён обучать и присматривать за послушником сказал, что он животом мается, но я проверил, послушника нигде нет.
– Как нет? А куда он мог деться?
– Я думаю, он ушёл.
– Куда он мог уйти? Что ты несешь?
– Говорят, сорвал крест и ушёл.
– Кто видел, что он ушёл?
– Ночью он ушёл, никто не видел, все спали.
– А кто же тогда видел, что он сорвал крест?
– Крест лежал на кровати.
– Ты понимаешь, что говоришь? Кругом лес, родных у него не осталось, знакомых нет! Его наставника ко мне! Быстро! И… не надо распространяться об этом. Это может повлиять на настроение братии, а тем более, плохой пример для послушников.
Зосима метнулся в дверь, закрыв её за собой потихоньку с большим трепетом, он побежал в келью к старому монаху. Бажен сидел у стола и читал Молитвослов. Зосима рванул на себя дверь, влетел в келью и сурово сказал:
– Иди, Бажен, батюшка Алексий зовёт! Будешь ответ держать за своего послушника.
Пока Зосима бегал за Баженом, батюшка Алексий вышагивал по своей келье и в гневе кричал:
– Щщщенок! Сбежал! Ничего… вернёшься… на коленях будешь ползать умолять, чтобы простили! Сорвать крест?! Такого никогда не было!
Игумен, не дождавшись Бажена, вызвал прислужника. Рясофорный послушник, молодой худой парень болезненного вида, зашёл в келью и склонился у порога в поклоне.
– Сходи за воеводой, пусть быстро идёт сюда!
Воевода, мужчина огромного роста с кустистыми бровями над глубоко посаженными чёрными глазами, зашёл в келью, и там сразу стало мало места. Он остановился у порога.
– Сегодня ночью, накануне пострига, ушёл из монастыря послушник Светозар. Найти щенка! Любой ценой! И притащить сюда! Будет сопротивляться пригнать плетьми. Часть людей пусть прочёсывает лес, небольшой конный отряд пошли на реку, а остальных отправь по сёлам. Пошли гонцов в его имение и пусть там ждут его. Если он не отыщется сегодня, завтра круг поисков придётся расширить, – сказал гневливо игумен.
