Нарисованные шрамы - страница 3

– Тысяч восемьдесят. Или девяносто, если мы продадим еще и мебель. Еще десять я смогу получить за машину.

– Хорошо. Это нам дает около ста семидесяти тысяч. Этого будет достаточно? Сколько ты им должен?

– Три миллиона.

Должно быть, у меня случился микроинсульт, ведь отецникак не мог сказать то, что я только что услышала.

– Можешь, пожалуйста, повторить?

– Я должен им три миллиона долларов.

Я смотрю на него с широко открытым ртом.

– Боже мой, папа!

Я наклоняюсь и прислоняюсь лбом к коленям, стараясь контролировать дыхание. Я не создана для брака. Никто в здравом уме не предложил бы три миллиона долларов в обмен на шесть месяцев брака. Здесь должен быть подвох.

– Ему девяносто, да? – бормочу я себе в колени.

– Я не знаю, сколько лет их пахану, но не думаю, чтоему девяносто.

– Тогда восемьдесят. Какое облегчение! – Меня начинает тошнить.

– Они сказали, что это будет брак только на словах. Тебе не придется… ты знаешь.

– Спать с ним? Ну, если ему восемьдесят, тогда, вероятно, он не сможет заниматься сексом. Это хорошо. Восемьдесят – это хорошо.

– Нина… я… мне так жаль. Если ты не хочешь проходить через это – нет проблем. Я что-нибудь придумаю.

Я выпрямляюсь и смотрю на отца, который поник на стуле: волосы в беспорядке, глаза покраснели. Внезапно он кажется таким старым и немощным.

– Если ты не собираешься идти в полицию, то сделать больше ничего нельзя, так? – спрашиваю я.

– Ты знаешь, что я не могу настучать полиции на русскую мафию. Они всех нас убьют.

Конечно, они нас убьют. Я закрываю глаза и вздыхаю.

– Окей, я это сделаю.

Отец смотрит на меня несколько секунд, затем закрывает лицо руками и плачет. Я тоже хочу плакать, но это бессмысленно.

– Я думаю, они организуют встречу или что-то типа того, где мы обсудим детали.

– Они уже организовали. Мы встречаемся с паханом через час.

Я смотрю на отца и запускаю руки в волосы.

– Отлично. Я только схожу в туалет, выблюю ланч, и встретимся у парадной двери через пять минут.

Девушка приносит мой виски, ставит его на стол передо мной, и, не поднимая взгляда, поворачивается и бежит обратно к кухне. Я осматриваюсь, замечая бесцветные скатерти и разнотипные стулья. Это место – дыра. Его закрыли в прошлом месяце, и именно поэтому я выбрал его для встречи. Звук звонящего телефона пронзает тишину.

– Они здесь, – говорит Максим со своего места за моей спиной. – Она пришла со своим отцом.

– Впусти девушку. Отец пусть останется снаружи.

Я делаю глоток виски и устремляю взгляд на стеклянную дверь на другой стороне комнаты. Раздается стук, и мой человек, стоящий у двери, открывает ее, впуская девушку внутрь.

Почему-то я ожидал, что она будет выше. Она – крошка, ненамного больше пяти футов. Ее длинные, черные как смоль волосы заплетены в две толстые косы по обеим сторонам лица, а одного взгляда на грудь достаточно, чтобы принять девушку за подростка. Она даже одета как подросток: рваные черные джинсы, черное худи и те черные ботинки, которые я видел на эмо-кидах.

Я на секунду закрываю глаза и мотаю головой. Это ни за что не сработает. Я уже собираюсь сказать Максиму, чтобы отправил ее обратно, когда она поворачивает голову ко мне, и слова замирают на моих губах. У нее те же черты, которые я видел на видео, но лицо ее потеряло то детское выражение с пухлыми щеками. Вместо милой девочки-подростка стоит невероятно красивая женщина, смотрящая на меня с чем-то очень похожим на злобу. Ее глаза встречаются с моими, и одна идеальная черная бровь вопрошающе изгибается дугой.