Над стеклянным потолком пролетела тучка и заставила художника в который раз открыть глаза. На миг всего его луна исчезла, а сон ушёл, быть может, до утра. Да и приходил ли он вообще?
Вскочил с кровати и начал собираться. Даже для него самого это действие стало непредсказуемым…
Душу луны непременно возьмёт с собой в путь, его раздражает всё незавершённое – не простит себя, если не закончит. Душу силуэта обязательно прихватит, в ней он видел ответы на будущие вопросы, но понять их можно не сейчас!
«Так! Что же ещё взять?», – думал Арлстау, но напрягался зря – брать то больше нечего. Сейф, если только очистить от лишних пачек бумаги.
Вновь вернулся в кровать пробовать заснуть, мечтая о чём-нибудь.
О чём же мечтал художник, владеющий, единственным в своём роде, даром на Земле? Деньги у него есть, и их у него много, и ими он нашёл какой-то толк, поэтому мечта большинства людей отпадала сразу же. В славе не нуждался в силу неуловимой взгляду мудрости, и слава это то, что может загнать человека в угол и ограничить его мир настолько, что от него могут остаться лишь четыре стены и потолок, а это способно убить любой дар. Такой поворот ему не грозил, ведь он не собирался мелькать своим лицом перед любопытными камерами.
Может быть, художнику нужно могущество? Это, скорее всего, ближе к истине, но ещё далеко от её нутра. Владея способностью нарисовать любую душу, какую только пожелает, даже душу далёкого солнца, он уже наделён определённым могуществом. Получается, могущество ему не может быть мечтою.
О чём же мечтал художник? Мечтал для себя или для людей? Желал изменить свою философию или философию человечества? И в какую же сторону он желал изменить эту, так называемую, философию?
От раздумий отвлёк незнакомый голос – не за спиной, не за окном, не под кроватью, а в голове. Голос не был жутким, но его присутствие в голове вызывало страх. Ещё бы, раз не способен контролировать, что творится в своей же голове. Вопрос этого голоса был настолько банальный, что художнику могло показаться, что с ним пытаются познакомиться.
–Сколько тебе лет? – повторил неизвестный, хриплый голос.
–Кто ты и какая тебе разница, сколько мне лет? – ответил художник, оглядываясь по сторонам и чувствуя себя загнанным и сумасшедшим.
–В чём-то ты прав. С одной стороны, нет разницы, что тебе и нет тридцати, раз когда-нибудь вспомнишь миллиарды лет своей жизни, но с другой стороны…
Голос остановил своё слово, голос ожидал вопроса.
–И что находится с другой?
–Спросил про возраст, потому что не спешил ты с открытием своего дара. Я ждал, что с детства начнёшь рисовать души, но не дозрел тогда. Так что, чем раньше ты начнёшь действовать, тем больше времени тебе останется…
–Останется на что?
–На жизнь.
–Да? – заинтересовался художник, хотя любопытнее было узнать, кто с ним сейчас говорит. – Что же ты ещё знаешь о моей жизни?
–Я знаю, – зашептал голос, – что подарю тебе всё, что ты пожелаешь и всё, чего тебе не хватит, при одном условии…
–Каком?
–Что ты никому и никогда не отдашь свой дар, как бы у тебя его не попросили!
«Условия у него, что надо!», – подумал художник.
–Зачем же мне отдавать такое чудо?
–Вот именно, – воскликнул хриплый голос, – это чудо, и лишь глупец способен отказаться от чудес!
–Меня ведь узнает весь мир, если продолжу рисовать?
–Конечно же, весь! Прости, без этого никак.
–И будут узнавать на улицах?
