такъ и будемъ то делать тебе!»
И всталъ царь Огыла отъ плача своего,
благословилъ сыновей на царствованье,
и сказалъ имъ, чтобъ любили друг друга,
а самъ до воза полезъ, ногу закинулъ,
чтобъ прилечь отдохнуть, и не могъ уже,
и подняли его царевичи, как перушко,
положили на коврецы бархатные,
обложили кругомъ подушками
и сказали: «Теперь сиди, отец нашъ,
на возу своемъ гремячiемъ,
и прави нами, будь главою нашей,
а мы тебе во всемъ почетъ дадимъ,
во всем тебя, отца, послухаемъ.»
И скоро сталъ слабъ царь Огыла тотъ,
и скоро Богу преставился.
Положили его сыновья на сани богатые,
украсили златом, сребром, цветами,
въ бубны били, людей сзывали на похороны,
на погребенiе великое царское.
И вырыли люди могилу большую,
в земле хоромы сложили изъ дерева,
камнемъ кругомъ обстроили,
положили царя Огылу въ санях,
дали ему коней борзыхъ, чтобъ ехать дале,
на Тотъ Свет, до Наве-Реки,
и, чтобъ было чем платить перевозу,
положили горшки с червонцами,
серебромъ, медью мелкою,
чтобъ всехъ царь Огыла тотъ оплатить могъ,
чтобъ ни в чемъ не нуждался на Томъ Свете.
Положили ему мяса, творогу сухого,
крынку сметаны, муки, зерна, хлеба мешокъ,
и зарыли съ плачем могилу ту,
насыпали на ней курганъ большой
и на немъ посадили дубокъ молодой,
чтобъ хранилъ царя, тень давалъ в лете
да чтобъ гнездились въ немъ птички вешнiе,
да спивали бы царю радостно,
что пора ему вставать тожъ, потягатися,
коли снегъ сойдетъ, трава выйдется
да вырастутъ петушки да барвинок.
А потомъ три дня поминки правили,
за Огылу-Царя пили медъ, квасъ да вино,
и песни передъ курганомъ пели, боролися,
чтобъ еще раз царю Огыле среди нихъ побыть,
чтобъ еще ему съ ними радоваться.
А по техъ трехъ дняхъ Братья сказали:
«Нынче жить надо такъ, чтобъ отецъ нашъ,
на Томъ Свете на насъ глядючи, радовался!»
И еще другъ другу клялись въ верности.
И почали Братья-Цари въ степи жить мирно,
за народъ свой заботиться, о добре его дбатись,
и прожили бы такъ до смерти самой,
да напалъ на нихъ врагъ лютый, людей побилъ,
въ ночи женъ схватилъ, детей потопталъ,
скотину побралъ, стариков избилъ,
и огня ихнего вытопталъ, погасилъ навекъ.
Собирались Братья въ степи съ народомъ,
а считали, сколько всех, и высчитали,
что осталась ихъ ровно половина.
И рекши Бровкъ всемъ людямъ своимъ:
«Буде вамъ теперь плакаться, жалиться!
А берите всякъ саблю вострую,
а ставайтесь за спиной моей,
а пойдемъ врагу мститься, женъ отбивать,
а пойдемъ телятъ загонять, коровъ нашихъ,
и чтобъ кажденъ взялъ двухъ враговъ убити,
и чтобъ всякъ убилъ трехъ, если можется!»
И пошли впередъ степами зелеными,
в трави таиться, пешкомъ пошли къ врагамъ,
и слышали, какъ бьют враги женъ ихнихъ,
и какъ мучают детей, какъ имъ ноги ломятъ,
чтобъ калеками были, назадъ не шли,
да чтобъ въ жизнь ужъ имъ не помстилися.
Нашли Братья на коновязь ихнюю,
зарубили стражей, никто крикнуть не успелъ,
дали знакъ во тьме, на коней сели,
вихремъ, громомъ налетели на станъ вражiй,
разбивали всехъ, полоняли всехъ,
отбивали скотину, коней борзыихъ,
отбивали детей похисченыхъ, полонягъ освободили,
женъ, девушекъ своихъ назадъ отбивали,
врага били нещадно, до последнего.
И тутъ нашли царицу ихнюю,
что лежала на возу, красавица,
волосы черные, глаза черные,
а сама бела, румяна, ровно кровь съ молокомъ.
Стали братья передъ ней, руки опустили,
захотели оба ее въ жены взяти,
впервые другъ другу сказать не могли,
впервые друг отъ друга въ душе утаились.
И была та царица хитрая-прехитрая,
