Пока мы ждём заказ, обсуждаем детали картины. Дамир задает несколько вопросов о моем творчестве. Я же интересуюсь, как он меня нашел и почему именно я.
На что он лишь загадочно улыбается.
– Понравилась ты мне. Ничего, что я перешел на «ты» без спросу?
– Нет, конечно. – Подношу чашку с чаем к губам и искоса пялюсь на шрам. Так, чтобы он не заметил, что я глазею. — Но все же?
Почему-то в то, что могу понравиться этому взрослому, успешному мужчине, не верю.
— Один из моих партнёров часто посещает закрытые выставки, он листал фотографии, показывая несколько работ, которые собирался приобрести, и камера зацепила тебя рядом с ним. Все очень банально, как видишь, — разводит он руками, откидываясь на спинку стула и пристально разглядывая меня в ответ. – Мне очень повезло, что ты оказалась в это время в стране.
Я сдержанно улыбаюсь, а сама все ещё не могу привыкнуть к тому, что его лицо слегка обезображено.
Интересно, как ему с этим живётся? Для мужчин это, конечно, не такая катастрофа, но все же…
Мои шрамы под тонкой тканью брюк начинают гореть и чесаться. Я восхищаюсь мужчиной перед собой. Ведь он ведёт себя так, словно на его лице нет недостатков. А я вот шорты только когда дома одна решаюсь надеть.
В какой-то момент нашего с ним общения я ловлю себя на том, что мысленно сравниваю этого мужчину с Давидом.
Они абсолютно разные.
Дамир умеет очаровывать и много шутит. Давид же по большей части молчалив, хмур, ни капли не пытается показаться, что лучше, чем есть на самом деле, и любит действовать, а не говорить.
По идее, отец должен был мечтать получить такого зятя, как Дамир: успешного, при деньгах, явно при высокой должности. Но его выбор отчего-то пал на Давида. Или такого, как Дамир, он приглядел для Насти, а мне и Леонов в мужья сгодится?
Я злюсь на себя за то, что вновь вспомнила о бывшем муже. Возвращаюсь к разговору с Дамиром и наконец-то нахожу смелость спросить о том, что интересует меня больше всего.
– Мне… должен ли быть шрам на портрете, или лучше не изображать его? — Немного неловко спрашивать о таком, но многие пытаются скрыть свои изъяны.
Я не исключение.
Брови Дамира вопросительно ползут вверх.
– Этот шрам – часть меня, — пожимает плечами, но от меня не скрывается, что он слегка напрягается от моего вопроса. — Окружающие давно привыкли видеть меня таким, а некоторые девушки даже считают, что шрам придаёт мне мужественности и сексуальности, – хрипло смеется он. – Для тех, с кем я не знаком, он, конечно, выглядит уродливо, но я не стремлюсь всем понравиться. Поэтому не вижу причин не изображать его на картине.
– Не выглядит он уродливым, – не соглашаюсь с ним. – Твое лицо он точно не портит.
Мне вдруг хочется относиться к своим шрамам с такой же легкостью, как и он. Но и в то же время я не могу утверждать наверняка, что так уж Дамир смирился с тем, что его щека исполосована. У каждого человека есть своя маленькая трагедия. И Дамир вряд ли исключение.
– Ну, если мы все обговорили, то можем приступить прямо завтра. Я в стране ненадолго, скорее всего завершать потрет буду не здесь. Но все сделаю в срок и отправлю службой доставки.
– Очень жаль. Я надеялся немного пообщаться с тобой. Нечасто встретишь талантливую, милую, воспитанную, да еще и неизбалованную молодую девушку. Моей бабушке ты бы понравилась.
– О, вот тут я поспорила бы, – искренне усмехаюсь я. – Первое впечатление, знаешь, говорят обманчиво. На самом деле я не такая уж и воспитанная, как может показаться. И чаще всего меня можно увидеть в толстовке, джинсах и кедах, а для твоей бабушки это вряд ли окажется презентабельным видом.
