Через 15 минут я получила сообщение в воцап с немецкого номера:
– Привет, малышка! Звала меня?
– Слава Богу ты здесь! Я в Москве… Мозес… Мозеса больше нет.
– Прими мои соболезнования. Это очень сложный год… Ваши иконы хорошо показывают, какие отношения у Змеи, и Лошади, пришедшей ей на смену.
Поговорив с Ченом, я включила телевизор. CNN вещали о докладе FireEye касательно русской хакерской группировки Fancy Bear. «Группу относят к угрозам типа «Advanced Persistent Threat 28» (APT28), члены которой при взломе используют уязвимость нулевого дня на Microsoft Windows и Adobe Flash, – серьезно зачитал диктор. – Документ со ссылкой на оперативные данные называет основой группы «государственного спонсора в Москве». В подтверждение этого вывода следователи указывают на стиль, присущий русскоязычным в коде вредоносной программы, а также то, что правка программы совершалась в рабочие часы московского часового пояса. Директор FireEye по вопросам угроз Лаура Галанте описывала деятельность группы как «государственный шпионаж», целями нападений которой также являются «СМИ или влиятельные лица».
Я невыносимо скучаю по Голландии и по Гааге, где расположен кампус Лейденского университета, старейшего в стране, его основали в 1575 году. «Praesidium Libertatis» – гласит их слоган, что означает «Бастион Свободы». Забавно, что именно с этого бастиона начался мой путь в голландскую тюрьму. Сейчас в Лейдене учится больше 25 тысяч студентов со всех стран мира, в 2016 году, когда я, «бросив родину и флаг», продала Land Rover и уехала в страну сыра, Ван Гога и деревянных башмаков, стоимость обучения была порядка 17 тысяч евро в год.
Мне повезло, что я нашла великолепный дом в Схевенингене за полторы тысячи евро в месяц, сейчас в Гааге не найти жилья дешевле двух с половиной тысяч, и это точно будет не трехэтажный таунхаус с патио в 200 метрах от моря.
От моего дома можно было запросто дойти пешком до зданий Международного суда, играющего решающую роль в урегулировании межгосударственных конфликтов. Всё так, местные суды не только сажают в тюрьму журналистов, пытающихся осуществить фотосъемку в гаагской ратуше, но и ведут куда более важные дела, вроде преступлений против человечности, особо выделенной в современном международном праве группы преступлений против жизни, носящих массовый характер. Глобальные бизнес-конфликты тоже решаются здесь, как и вопросы территориальной целостности государств или, к примеру, ответственности того или иного политического строя за геноцид.
Кроме ICJ, в Гааге расположены такие институции, как Югославский Трибунал, Трибунал Руанды, Специальный суд Сьерра Леоне и Ливанский трибунал. Ну и международный уголовный суд, известный также как ICC.
Международный суд ориентирован только на решение государственных проблем, в то время как в Арбитраж могут обратиться и негосударственные игроки, например, крупные корпорации, НКО или оппозиционные группы. Существует также и инвестиционный арбитраж, он открыт как для частных инвесторов, так и для трансконтинентальных корпораций. И я имею все основания полагать, что именно эта структура может стать одной из ключевых в вопросах регулирования криптоэкономики, но к этому я еще вернусь.
ICJ рассматривает дела лиц, которые имели несчастье быть вовлеченными в геноцид, преступления против человечности и военные преступления.
