Все были такие милые, так почему она чувствовала себя так, как будто все, что она съела сегодня, теперь бултыхалось в животе в море теплого пива?
Может, потому, что все происходило очень быстро. Это всего лишь ее первый день в новой школе, а она уже окружена людьми, утверждающими, что хотят быть ее друзьями. Как-то слишком просто. В чем-то должен быть подвох.
В горле встал ком. Могли ли они знать о том, что с ней случилось? Ее старые друзья тоже так поступали – были с ней такими милыми, словно она требовала какого-то особо деликатного обращения. Это была одна из причин, по которой ей не терпелось переехать. Кому нужны друзья, которые относятся к тебе так, словно ты нечто легко ломающееся?
Мозг лихорадочно работал, пытаясь понять, как хоть кто-то в Дрерфорде мог все про нее узнать. В Интернете ничего не было, в этом она не сомневалась, но Филадельфия была не так уж и далеко. Может быть, кто-то здесь знал кого-то из ее старой школы, кого-то, кто был на вечеринке…
– Ты как, в поряде? – Рейвен ненадолго оторвалась от своего телефона, нахмурившись. – Выглядишь слегка офигевшей.
Офигевшая. Правильное слово, описывающее то, как она себя чувствовала.
– Наверное, есть немного, – призналась Хендрикс и попыталась скрыть нервозность очередным глотком пива.
– Чувствуется. – Рейвен сунула телефон в карман и прислонилась к стойке. – Я была новенькой в прошлом году. Это полный капец.
Хендрикс приподняла брови.
– Ты здесь всего год?
Рейвен казалась такой спокойной и расслабленной. Хендрикс предположила, что она выросла здесь, как и все остальные.
Но Рейвен покачала головой.
– Моя семья переехала из Бруклина в начале десятого класса. На самом деле маленький городок совсем не для меня, поэтому я вообразила, что ненавижу его целиком и полностью. Но потом Порция убедила меня попробовать себя в чирлидинге. Она сказала, что это окажет чудесное влияние на мой имидж. – Рейвен вздернула брови. – Прикинь, я не шучу. Мой имидж. Она действительно так сказала.
Хендрикс фыркнула. На Рейвен были надеты рваные джинсы поверх черных колготок, детская футболка из летнего лагеря, выглядевшая так, будто ее взяли на какой-то благотворительной раздаче, и массивное колье из бусин. А восьмиугольные очки делали ее темные глаза большими и круглыми.
Все в ней буквально вопило «творческая натура». Она была последним человеком, про которого можно было подумать, что он чирлидер.
– И? – спросила Хендрикс. – Ты попробовала?
– А-га. – Рейвен растянула слово на два слога. – Я сделала это. И знаешь, в чем самый чумовой прикол? Она оказалась совершенно права. Даже если это примитивный, самый простой чирлидинг, да как угодно, это все равно танец. Это творчество. Я… вроде как полюбила это дело. – Застенчивая улыбка скользнула по лицу Рейвен.
– Ты права. Это реально чумовой прикол, – сказала Хендрикс, и Рейвен громко рассмеялась. Она смеялась как маленький ребенок – с открытым ртом, откинув голову назад, не обращая внимания на то, как она выглядит в этот момент, – это заставило Хендрикс улыбнуться в ответ и немного расслабиться.
– Вы снова говорите о чирлидинге? – спросила Порция, подойдя к ним. – Я всего лишь сделала малюсенькое предложение. А если бы не я, ты, вероятно, была бы похожа на эту трусиху Лорен Гроггин. – И, обращаясь к Хендрикс: – Каждый вечер пятницы она на полном серьезе напяливает на себя плащ с капюшоном и выступает в кофейне с художественной декламацией собственных стихов.
