Рейвен фыркнула и заметила:
– Эй, некоторые ее стихи очень даже хороши.
– Это не значит, что я хочу слышать их, когда пью там холодный кофе. – Глаза Порции сверкали. – Так как мы собираемся помочь нашей новенькой?
Хендрикс потребовалась секунда, чтобы понять, что они снова говорят о ней.
– С чего ты взяла, что мне нужна помощь?
Порция отмахнулась от нее.
– Помощь нужна всем, – сказала она. Это, как вынуждена была признать Хендрикс, чертовски верно.
– Мы могли бы использовать другого болельщика в команде, – предложила Рейвен, крутя язычок на банке «Нэтти Лайт». – Кэссиди упала на прошлой неделе, и она говорит, что лишь вывихнула лодыжку, но я думаю…
Но Порция уже качала головой.
– Хендрикс не чирлидер.
– Почему нет? – спросила Хендрикс. Она не была уверена на все сто, но прозвучало это как оскорбление.
Порция закатила глаза.
– Тьфу ты, нет, я не собиралась быть стервой. Просто… ты с каким-то прибабахом.
Рейвен снова фыркнула.
– Я имела в виду с хорошим прибабахом, – настаивала Порция. – Как пришелец с планеты, где подростки носят мешковатые свитера, забывают расчесывать волосы, но имеют при этом возмутительно чистую кожу.
– И ты можешь считать это настоящим комплиментом, по крайней мере, процентов на пятьдесят, – отметила Рейвен. – Я думаю, что это ее личный рекорд.
Хендрикс на мгновение потеряла дар речи. Раньше ей не нравилось это выражение, «потерять дар речи», как будто слова могли так просто выпасть из головы и исчезнуть навсегда, но это было точное описание того, что она сейчас чувствовала.
Она знала, что в таких случаях надо что-то такое сказать, и, возможно, было время, когда она смогла бы это что-то придумать в ответ, но сейчас все, что она могла делать, это открывать и закрывать рот, как рыба.
– Наверное, это даже не прибабахи. Ты просто другая. Как бы это сказать, я вообще не могу понять, в чем твоя фишка, хотя обычно у меня это хорошо получается, – сказала Порция.
– Моя фишка? – спросила Хендрикс.
– Кем ты была в твоей последней школе? Мне нужен типаж.
Хендрикс нахмурила брови.
– Не думаю, что я была типичной.
– Все мы в той или иной мере типичны. Вроде того, что Рейвен – «творческая натура», а я – «Пчелиная королева» и «дрянная девчонка» [8]. За исключением того, что я не думаю, что я на самом деле дрянная…
– Ты очень прямолинейная, – задумчиво произнесла Рейвен. – Бестактная временами.
Порция взмахнула рукой, словно тактичность была глупостью, ненужной вещью, на которую ей было плевать.
– Так что же ты за типаж? Популярная спортсменка? Или, может быть, одна из этих заучек-отличниц?
Хендрикс не ответила, Порция вскинула брови.
– Ну, давай, мне нужно что-нибудь, за что можно зацепиться. Застенчивая и вся в себе? Капризная плохая девчонка?
Хендрикс дернула кутикулу. Она никогда не состояла ни в каких школьных группировках, никогда не думала о себе как о представительнице какого-либо типажа. Она начала встречаться с Грейсоном в девятом классе [9], а затем его друзья стали ее друзьями, и та девушка, какой она была в самом начале средней школы, – девушка, которая не боялась ни с кем говорить, пробовать что-нибудь новое – вроде как… выгорела.
Раньше это не казалось ей странным. Но теперь она подумала об этом и почувствовала непонятный стук в груди. Кем она была? Просто чьей-то подругой. А теперь уже даже не подругой.
– Разумеется, ты нравишься Коннору, что здорово поможет, – продолжила Порция, понизив голос. Она посмотрела через кухню, где он и двое других парней увлеченно обсуждали какой-то командный спорт, и сказала:
