Маршалл!
– Хорошо, хорошо! – Маршалл сел на шаткий стул и тяжело вздохнул. Энергия, казалось, покинула его, повисло молчание, что случалось редко, если в комнате находился Маршалл Сео. Когда он заговорил снова, его голос звучал тихо, и слова произносились с усилием. – Я всего лишь пытаюсь присматривать за ним. И вмешиваюсь, если что-то вижу.
За ним. Маршалл не назвал его имя, но было очевидно, что он говорит о Венедикте. Он не стал бы так заботиться ни о ком другом. Надо бы отругать его, но Джульетта не могла заставить себя это сделать. Ведь у нее все-таки было сердце. И это она поселила его здесь, вдалеке от всех, кого он любил.
– А Венедикт видел тебя? – строго спросила она.
Маршалл покачал головой.
– В тот раз, когда ему пришлось туго, я застрелил всех, кто его окружал, и дал деру. – В его глазах на секунду отразилось чувство вины, когда он вспомнил, с кем говорит. – Это было быстро…
– Лучше об этом не задумываться, – оборвала его Джульетта. Он убил Алых; она убьет Белые цветы. Пока они живы, пока город разделен, они будут убивать, убивать, убивать. В конце концов, не все ли равно? Когда тебе приходится выбирать между защитой тех, кого ты любишь, и сбережением жизней тех, кто тебе чужой, кто может сказать, что это тяжелый выбор?
Джульетта опять подошла к окну и стала глядеть в ночь. Снаружи освещение было ярче, чем внутри, фонари весело гудели, и их гудение сливалось с шумом ветра. Дом, в котором скрывался Маршалл Сео, был выбран удачно – насколько могла видеть Джульетта, вокруг не было темных углов и закоулков, где мог притаиться тот, кто следил за ней. Однако она все равно осматривалась с опаской.
– Просто будь осторожен, – сказала она, опустив штору. – Если тебя кто-то увидит…
– Никто меня не увидит, – ответил Маршалл. Его голос опять зазвучал уверенно. – Я обещаю тебе, дорогая.
Джульетта кивнула, но она почувствовала стеснение в груди, хотя и попыталась улыбнуться. В последние месяцы она ожидала, что Маршалл начнет испытывать к ней неприязнь. Она обещала ему, что сумеет что-то придумать, но Тайлер по-прежнему дышал ей в затылок, и она не могла найти действенного способа обойти его. Однако до сих пор она не услышала от Маршалла ни единой жалобы. Он продолжал вести себя спокойно, хотя его наверняка грызло сознание того, что ему приходится здесь торчать.
Ей хотелось, чтобы он наорал на нее. Разозлился. Сказал ей, что она ни на что не годится, потому что, похоже, так оно и было.
Но он всякий раз встречал ее приветливо, как будто скучал по ней.
Джульетта отвернулась, быстро моргая.
– Прошел слух, что сегодня ночью коммунисты устроят на улицах беспорядки, – сказала она, подавив подступившие слезы. – Так что не выходи.
– Понятно.
– Береги себя.
– А когда было иначе?
Джульетта взяла свою опустевшую корзинку, сердито посмотрев не него, но ее злость на Маршалла всегда была притворной. Он ухмыльнулся и картинно послал ей воздушный поцелуй. Закрыв за собой дверь, она услышала, как он задвигает засовы.
Ей надо перестать испытывать такую нежность к Белым цветам. Это ее погубит.
* * *
Господин Монтеков отодвинул папку на самый край письменного стола, так что Роме ничего не оставалось, кроме как быстро схватить ее, чтобы бумаги не посыпались на пол. Когда он открыл папку, Дмитрий, сидящий с другой стороны, небрежно прислонившись к краю стола, прищурился, пытаясь прочесть текст вверх ногами.
