– Ну, что там у тебя, Павел Максимович? – с порога спросил Сколкин, пожав протянутую ему руку и прикрывая за собою дверь для того, чтобы приглушить доносившиеся из кухни женские разговоры и детский смех.
Тот поставил на стол кожаный портфель средних размеров, открыл его и быстрым движением пододвинул к Валерию Алексеевичу.
– Здесь двести тысяч, как договаривались. Просят решить наболевший вопрос как можно скорее.
Сколкин взял в руку пачку новеньких, хрустящих купюр, не спеша пролистнул ее, поднес к лицу и осторожно понюхал.
– Эти евро будто фантики какие-то, – усмехнувшись, произнес он. – Кто их вообще рисовал? Надо же было такое убожество придумать. То ли дело наши рубли, вот где красота и задумка мастера. В руках приятно держать. А в девяностых, помнишь, одно время были денежки? Не те, которые советские, а чуть позже выпускались, но все еще с портретом Ильича? Тогда еще двухсотрублевая купюра была в обиходе. Эх! Краше денег я в жизни не видел.
Его собеседник осторожно улыбнулся, но предпочел промолчать.
Валерий Алексеевич не торопясь принялся вынимать пачки банкнот из портфеля и складывать их сейф, стоявший напротив стола.
– Документы где? – закончив, безразлично спросил он.
– Вот, все здесь, – ответил Павел Максимович, поспешно протягивая Сколкину две тонкие непрозрачные папки. – Валерий Алексеевич, а вы… Вы точно уверены в результате? Я посмотрел кадастровый план, земля-то уже занята. Кроме того, это ведь самый центр и памятник рядом… Они же…
Он многозначительно пожал плечами и показал глазами наверх.
Сколкин взял бумаги и недовольно поморщился.
– Слышь, Паша, мы с тобою что, на рынке, что ли? Я же сказал, что берусь, значит берусь. Передай, что все нужные подписи и разрешения будут в течение месяца. Это ведь уже не твоя забота. Ты давай за обстановкой вокруг смотри, а в мои дела не суйся. Договорились?
Павел Максимович примирительно поднял вверх ладони и красноречиво кивнул.
– Ну, вот и славно, – Валерий Алексеевич поднялся, давая понять, что разговор окончен. – Все, мне пора.
Они попрощались. Павел Максимович, стараясь не шуметь, прошел ко входной двери, и через некоторое время снаружи донесся звук заведенного двигателя.
Сколкин закрыл сейф на ключ и внимательно прислушался к обрывкам веселой беседы, доносившейся до него из кухни. Он снял пиджак, небрежно бросил его на стул, погладил себя по животу и направился к своим девочкам.
За обеденным столом сидели и оживленно разговаривали жена Вера, две его маленькие дочурки – Настя и Катя и, конечно же, теща.
– О, я смотрю, у нас гости, – наиграно удивленно произнес Валерий Алексеевич, уважительно кивнув. – Добрый вечер, Наталья Ивановна.
– Привет, Валера, – доброжелательно улыбнулась теща в ответ. – Проходи скорее, садись, нам тебя не хватает.
Дочери повскакивали со своих мест и наперегонки бросились к отцу. Сколкин поспешно присел и подхватил их на руки.
– Ну что, ждали меня? – хитро поглядывая то на одну, то на другую, недоверчиво спросил он.
– Да-а-а-а! – улыбнулись и хором крикнули девочки.
– А вели себя хорошо?
– Да-а-а-а! – завизжали дочки, стараясь перекричать друг дружку.
– Мама на вас не ругалась?
– Не-е-е-т! – залились они в ответ громким смехом.
Супруга и теща смотрели на то, как он беседует с дочерями и доброжелательно улыбались.
– Садись, Валер, – наконец, позвала его Вера. – Борщ будешь?
– А то! – Сколкин снова присел, отпустил девочек и легонько подтолкнул их к столу. – И побольше, Верунь! Есть хочу, умираю просто.
