– Ты идёшь? – спрашивает голос папы, который застыл в пороге.
– Что? Уже всё? – улыбаюсь я, смотря на него. – Ты точно стареешь.
– Ещё слово, и ты пойдёшь переодеваться в то, что понравится мне.
Смеюсь, собирая тарелки со стола и убираю их к той, что принадлежала Эйдену.
– Оставь сегодня кого-нибудь в живых, умоляю, – усмехается папа, когда мама проходит мимо него в новой блузке и вытаскивает из шкафа туфли. Мои любимые туфли. Я продам душу, пообещаю всё на свете, если она отдаст их мне.
– Очень смешно, Картер, я умею водить.
– С Божьей помощью.
– У тебя точно ПМС, – улыбаюсь я, проходя мимо него.
– Кофта, Мэдисон! – с толикой настойчивости, требует он.
– Ага, – киваю я, открывая дверь и выходя за порог дома. – Пока, мам.
– До вечера, – с улыбкой, говорит она.
Направляюсь к машине и, подойдя к ней, дёргаю за ручку, которая не собирается открываться, из-за чего поворачиваюсь в сторону папы, который с усмешкой смотрит на меня.
– Она не поедет, пока я не увижу кофту.
– Отлично, – смеюсь я, обращаясь к маме, которая уже подошла к своей машине: – Мам, подвезёшь?
– Хорошо, – улыбается она, на что папа закатывает глаза и жмёт на брелок.
– Не хватало, чтобы эта колесница стала ещё опасней. Садись.
Показываю ему язык и довольно улыбаюсь.
Папа не спешит что-то выяснять, заваливать меня вопросами, говорить воодушевляющие слова, которые должны вдохнуть в меня жизнь и мотивировать на предстоящий учебный год. Он прибавляет музыку и выезжает на дорогу, отбивая большими пальцами ритм мелодии на руле. Кресло вибрирует благодаря басам, но мне нравится не создавать иллюзии и не начинать бесполезные диалоги, которые якобы сделают из нас близких друзей или семью года. Конечно, мы семья и достаточно близки, но Эйден был прав, его лучшая подружка в виде моего брата живёт отдельно. Они наверняка понимают друг друга лучше, чем мы. Где-то я папина дочка, но в основном взяла от родителей поровну.
Мне нравится, что Мэйс взял от него много внешних данных. Если сравнить их в молодости, то это будет практически одно лицо, и, если верить маме, характеры тоже. Волосы цветом горького шоколада, которые у каждого из нас, взъерошены и вносят в его внешность некое юношеское обаяние, хотя, глупо отрицать, что его нет сейчас. Стыдно признавать, но да, я бы тоже могла влюбиться в такого, если бы оказалась на месте мамы. Она, конечно, сколько угодно может говорить, что не любит его, но глаза никогда не обманывают.
На губах папы начинает играть улыбка, и я инстинктивно улыбаюсь тоже.
– О, ну давай прекращай, это любимое занятие твоей мамы.
– Что? – интересуюсь я.
– Пялиться на меня.
– Я не пялилась. Я запоминаю тебя.
– Я не собираюсь помирать.
– Ничто не вечно.
– Но не тогда, когда дело касается моей невероятной красоты.
Начинаю хихикать над его самовлюблённостью. Господи, до чего сильно Мэйс похож на него. Они оба до тошноты тщеславны. Я даже не могу сказать, кто больше.
– Ты ужасно самовлюбленный, как и Мэйс.
– Это Мэйс такой же, как я, – исправляет папа.
– Какая разница?
– Я был первым.
– Считай, что уже нет.
– Дёргай из моей машины, – смеётся он, затормозив на парковке.
Продолжая смеяться, ногами нахожу ровную поверхность и высоко задираю нос, горделиво выпрямив спину.
– Домой можешь не возвращаться. Подумай над своим поведением и внешним видом, Мэдисон, мы всё-таки не в логове сутенера.
С этими словами, папа сам закрывает дверцу с моей стороны и продолжает движение дальше, пока я смотрю ему вслед. Я всё ещё не понимаю, что не так с моим внешним видом. На мне лифчик, топ закрывает живот, он даже заправлен в джинсы и прячет грудь, открытыми остаются только плечи. Хотя, ладно, чуть-чуть видна ложбинка, но только чуть-чуть. Он ужасно скучный и придирчивый, когда дело касается меня или мамы, а вот если Эйден или Мэйс предпочтут стать нудистами не только на пляже, но и в повседневной жизни, отсалютует каждому пять. Мой отец сплошной комок неразберихи.
