– Всем приготовиться!.. – громко скомандовал он. – Поручика Никольского ко мне, живо!..
Спустя мгновения поручик уже спешно подходил к командующему.
– Возьмите двух человек и срочно отведите подводы назад, прижмитесь к берегу, займите там оборону и ждите! Всем остальным вытянуться в цепь, дистанция пять метров, залечь и приготовиться к бою!..
Команда была выполнена незамедлительно и участок заснеженной реки шириной около восьмидесяти метров превратился в непреодолимый, скрытый рубеж обороны. Все мгновенно врылись в снег и замерли, с напряжением всматриваясь в белую даль горизонта. Волнение нарастало… Разобрать, что происходило далеко впереди было трудно и лишь наличие бинокля помогало уловить слабое, едва узнаваемое, движение черных точек за дальним поворотом реки, почти слившимся с лесом в одну тонкую линию. Вскоре, Киселев уже различал небольшой конный отряд, усиленно преследующий оторвавшегося от группы одинокого всадника. Догадаться было не трудно; скорее всего головной дозор наскочил на засаду и теперь, изо всех сил, старался уйти от преследования. Прогремело еще два громких, отчетливых выстрела и всему заградительному отряду стало ясно, что с набегавшей лавиной конницей предстоит вступить в бой. Вскоре цепь преследующих всадников вытянулась, и Штабс-капитан насчитал восемь наездников, стремительно скачущих в галоп за несущимся прочь подъесаулом.
– Приготовиться к бою! – прозвучала команда, и конвой, отчетливо различая противника приготовился к отражению атаки. – Пропустить всадника! Огонь по команде!..
И стоило только Семченко проскочить условный рубеж, как грохнула револьверными залпами округа. От неожиданных выстрелов конница опешила и заметалась. Две сбитые с ног лошади и четверка ездовых, кубарем покатились на заснеженную гладь широкой реки. Начался скоротечный и губительный для нападавшей стороны, бой. Двое всадников тут же повернули обратно, но сбитые прицельными выстрелами, безвольно повисли на стременах ошалело несущихся прочь лошадей. Двое других наездников, набегая на конвой, в растерянности подняли вверх руки. Однако, один из нападавших, держа высоко над головой блеснувший клинок, был прицельно снят с лошади последним, одиночным выстрелом.
– Прекратить огонь!.. – скомандовал Киселев, глядя на замершего в недоумении всадника, с красной, косой лентой на папахе. Лошадь послушно остановилась, словно бы и ее касался категоричный выкрик человека. Фыркая и топая на месте копытами, она разгоряченно мотала головой, явно не ощущая слабину провисших удил.
– Спешить его, связать и к саням! – распорядился штабс-капитан, обратив внимание, как со стороны к нему торопливо бежит один из офицеров конвоя.
– У нас потери, господин капитан! – доложил тот, – Убит подпоручик Гаврилов; тяжелое ранение в голову. Он сказал, что для него честь умереть в бою. Я пытался помочь, но…
– Мне очень жаль, господа… Займитесь им и похороните с честью. Соберите всех убитых, а бродячих лошадей изловить и к повозкам.
Подошел раненый Семченко; его левая рука, чуть ниже плеча, кровоточила, оставляя на светлом английском френче алый, заметный след.
– На вылет, господин капитан, ранение легкое. Перевяжу и могу скакать дальше, – шутливо улыбнулся подъесаул.
– Молодцом, однако, мчались!.. Хвалю!.. а рукой займитесь непременно. Что там впереди случилось? Может нас засада ждет или отряды «красных», наверняка это могла быть только передовая группа?
