– Ты же сам только что говорил, что отряды «красных» там во всю гуляют? – уточнил командующий.
– И то верно, отгуляли вот, вы же всех моих дружков и постреляли. Почитай наш отряд, да Копыловский в округе и был, остальные вдоль Чулыма шустрят, сюда ни ногой. Сам то я, господин командир, из Новоселово. Занесло вот почитай за шестьдесят верст к северу, чего уж; решили и до Парабели прогуляться, а тут ваш всадник на нас прямиком прет; так вот в засаду и привел. А речка Кеть уж точно от нашего брата до самой Марьиной Гривы свободна, там ведь сам Олиферов днями с отрядом по более двухсот сабель прошелся. Кому там быть-то?.. – воодушевленно и убедительно, уповая на милость «белого» офицера, разъяснял обстановку местный партизан.
– А откуда про дорогу знаешь? – интересуясь, спросил Киселев.
– Так ведь когда канал до Енисея пробить по реке норовили, почитай все обозы-то мимо нашей деревни прямиком и шли. Тогда этот тракт и строили. Эвенки с Кети злых духов на них насылали; там их капища да могилы предков устроены, очень святые места, земля где они обряды исполняют, а тут вольный разгул; обозы с русскими, от которых звон по всей тайге идет… Старообрядцы, хоть ранее и селились окрест, но те с верой и уважением, так безобразно себя не вели, как каторжане-невольники, да охранка, что по деревням, в чумах да лабазах квартировали…
Очень схожие с правдивыми, умозаключения местного Красного партизана, вызывали ответные, не менее откровенные высказывания и симпатии, чувствующих возможность отдыха, уставших от длительного перехода людей. Тем более, что предложения от него исходили самые реальные, способные помочь выйти из смертельно трудного положения, чреватого гибелью измотанного отряда. С его слов выходило, что, сделав крайне необходимую передышку в селе, где напоят, накормят и обогреют, можно будет набраться сил и по проложенному, надежному тракту, без блужданий по безлюдной и гибельной тайге, выйти к Енисею, а там и до Красноярска недалеко. Особенно настораживала и тревожила все более растущая вероятность встречи с регулярными формированиями Красной армии. Зачем продолжать следовать вдоль реки, зная о движении противника навстречу? Для многих офицеров предложения откровенного крестьянина, готового помочь, казались весьма перспективными и соблазняли своей практичностью. При вынужденной, подкупающей к общению паузе, его заверения слушались как вполне реальный шанс скорого отдыха, который воспринимался блаженным, желаемым чудом.
Выкладки партизана выглядели очень достоверно и все больше начинали убеждать поручика Бельского в решимости идти другой дорогой: «А что, если утром ударит мороз и холод? Тогда вновь обрушатся тяготы преодоления, которые непременно еще грядут, если не делать нужных выводов и не быть идиотом, способным ради долга, и утративших свою актуальную силу приказов, идти на верную гибель, и вести за собой остальных, – рассуждал он, – Ведь до этого времени он не знал как подчинить себе значительную часть группы конвоя и куда следует ее вести. А вот теперь план созревал стремительно и быстро, оставалось лишь высказать публично свое мнение и тем самым завоевать поддержку многих офицеров, обрести единомышленников, вызвав тем самым столь необходимое ему своевременное брожение, и раскол в отряде. Внедрившись довольно успешно в свиту контрразведки адмирала Колчака, он был уверен, что о секретном задании, порученном ему самим командармом Блюхером, разумеется, не было известно никому. Стало быть, пришло время действовать тем более, что шустрый крестьянин, наверняка поспособствует и поможет ему в последствии связаться со штабом „красных“, чтобы сообщить о результатах его тайной операции. В накалившейся до предела атмосфере безысходности, терпение не каждого способно выдержать упорство командующего, упрямо стремившегося придерживаться данных ему распоряжений, без малейшего учета возможного трагического развития событий. Именно сейчас, необходимо было проявить гибкость, чтобы спасти отряд, но Киселева видимо этому не учили.» – Ситуация позволяла, и Бельский решил действовать:
