– Данила, мы отойдем ненадолго… дела Ордена. Потом можешь делать с ним что хочешь, лично я рекомендую повесить.
Тулуп недовольно скривил рот, хотел что-то возразить, но внезапно передумал, махнул рукой и сам отошел в сторону.
– Ну что, господин барон, – обратился к Манфреду Конрад, как только они остались одни, – жизнь тебя так ничему и не научила. Неужели смерть твоего друга Дервига и ссылка в богом забытую глушь не отбили охоту соваться в чужие дела?!
– Меня, как члена Братства, касается все, что связано с Орденом, в особенности грязные делишки таких мерзавцев, как ты, Конрад. Терпеть не могу, когда дворцовые прихвостни плетут интриги и строят заговоры за спинами честных солдат, проливающих кровь в боях, – открыто высказал Манфред свое мнение в лицо врагу.
– А ты, оказывается, романтик и правдолюб! – усмехнулся фон Хольц, неожиданно отведя взор и уставившись себе под ноги. – Нет, честно. Ты борец, а не фанатичный идиот, рвущийся в бой за призрачные идеалы. Мы бы, пожалуй, могли найти общий язык, будь ты не настолько прямолинеен.
– Хватит, – прервал его излияния Манфред, – нам обоим все понятно, закончим бессмысленный разговор!
– А если я смогу убедить тебя, что действую в интересах Ордена и Церкви, тогда как? – Конрад снова пожирал барона холодными глазами.
– Единственное, что смогло бы убедить меня, – приказ, подписанный Великим Магистром, которого у тебя, похоже, нет, – подытожил Манфред.
– Мне искренне жаль! – качнул головой Конрад после недолгого молчания и жестом подозвал к себе сотника: – Забирай его, Данила, мы закончили.
Командир отряда нехотя, но послушно кивнул, и тут же за спиной барона появилась парочка крепких солдат, схвативших его под руки и ловко накинувших на шею петлю. Конрад отвернулся и пошел прочь, ему не хотелось видеть, как ополченцы вздернут барона. Подобные зрелища его никогда не интересовали.
– Постой, Конрад, еще два слова! – громко выкрикнул Манфред, когда солдаты волокли его к дереву.
– Слушаю, – надменно произнес фон Хольц, полагая, что Манфред наконец-то одумался и будет теперь унижаться, жалобно прося о пощаде.
– Ты свинья! – быстро выкрикнул Манфред и смачно плюнул напоследок в сторону предателя.
На Конрада последние слова обреченного не произвели никакого впечатления, наверняка ему уже приходилось слышать куда более нелестные отзывы в свой адрес, и, возможно, он был с ними даже в чем-то согласен. По лицу фон Хольца пробежала печальная улыбка, он небрежно пожал плечами, развернулся и медленно пошел прочь.
Тем временем барона подвели к дереву, связали руки и перекинули конец веревки через сук. В тот самый миг, когда петля сдавила пересохшее горло и Манфред, закрыв глаза, прощался с жизнью, раздался спасительный выкрик Данилы.
– Отпустить! – прогремел над поляной его хриплый бас.
От удивления глаза барона широко открылись. Насупившийся и грозно подбоченившийся Данила стоял перед ним в двух шагах. Остальные лесовики опешили и не знали, что делать: то ли дергать за веревку, то ли выполнить странный приказ командира. Конрад резко развернулся, на его изумленном лице одновременно отражались гнев и непонимание замысла Тулупа.
– Ну, что замерли, увальни, оглохли, что ли?! Я сказал развязать! – заорал Тулуп, яростно вращая красными от злости глазами.
Дружинники вышли из оцепенения и принялись поспешно стягивать путы с рук и петлю с горла барона.
